Смерть приходит на свадьбу…
Шрифт:
Почти месяц она совмещала три должности. Потом чуть ли не одновременно все же приняли двух девушек. Нафиса, как опытный работник, консультировала их по всем вопросам. Казалось, она уже знала все, что только можно ожидать от шефа, но он был непредсказуем:
— Нафиса, — кричал он из кабинета, — дай мне расписание самолетов на Берлин на семнадцатое число, утром, и на двадцатое — обратных рейсов, вечером.
Нафиса позвонила в агентство и попросила расписание на эти даты, а заодно на два предыдущих дня и на два дня вперед. И торжествуя про себя, пошла к шефу.
— Вот
— А если поехать пораньше?
— Вот, — вытащила из папки другой лист.
— А если наоборот, вылететь позже, на следующий день?
— Вот.
— А если в Берлине задержаться, уехать оттуда попозже?
— Пожалуйста.
Нафиса ликовала — как она все предусмотрела! В этот момент шеф, задумчиво пожевав губами, протянул:
— А если поездом?
У Нафисы опустились руки — господин Белами просто неистощим!
— Сейчас узнаю.
— Иди, работай.
Нафиса зашла к Галине Семеновне, упала на стул:
— Я так больше не могу…
— Ничего, ничего, ты справляешься, молодец. Старайся пропускать мимо ушей его выпады… Знаешь, если бы я так реагировала на неприятности, как ты, то давно бы уже уволилась. Но и на другом месте нашлись бы проблемы. Ты, Нафиса, главное, дома о работе не думай. Вышла из офиса — все, забудь обо всех белами.
— Дома… дома еще хуже, там моя хозяйка сидит со своей собакой. Они меня скоро съедят.
— В смысле? Злобствует старуха?
— Да нет, она неплохая, и поговорить с ней можно. Съест — в буквальном смысле. Она вечно голодная, все время ест и ест. А кормлю ее я. Сколько ни принесу — все съедает, ничего нельзя взять в запас, на завтра.
— Ой, наверное, ее надо ограничивать. Такое бывает у пожилых — нет чувства насыщения. Ты много еды дома не оставляй, а то переест, еще плохо от этого станет.
— Да я так и делаю, ношу продукты каждый день. Сама ужинаю один раз, а Анна Ивановна раз пять присядет к столу, пока все не съест. На завтрак остается только кофе или чай. Пойду работать, а то шеф сейчас кричать начнет… Спасибо, Галина Семеновна, поговорила с вами, и как-то легче стало.
И тут же донесся громкий зов: «Нафиса!!!»
— Ну вот, дождалась…
А что творилось в праздники! Это был шквал поручений: кого-то поздравить, что-то заказать. И поздравить не одного-двух человек, а сотни. Приходилось заранее составлять списки, обязательно получить одобрение шефа — завизировать эти самые списки, адреса из базы конвертнуть, то есть распечатать на конвертах, закупить подарки, подписать открытки, разложить все по пакетам и потом отправить по адресам. Нафиса даже маршруты продумывала, чтобы машинам не приходилось кружить по городу впустую.
Рабочий день заканчивался в шесть, но она не могла уйти раньше шефа. Если у него было совещание, Нафиса сидела, ожидая, пока закончится. Зачастую господин Белами выходил через пару часов и спокойно заявлял, что ему ничего не надо и она может ехать домой.
За все время работы он ни разу не извинился. Девушка, сжав зубы, терпела,
— Что это?
— Мое заявление на увольнение.
— Я вижу, почему?
— Меня не устраивает такая работа.
— Работа или зарплата?
— И то, и другое.
— Иди, я подумаю.
А на следующий день вызвал и сказал, что она будет ассистентом отдела продаж и что теперь ее зарплата будет больше в два раза.
— Займешь стол в кабинете напротив. Да, сначала дай объявление о вакансии помощника, сама подберешь человека на свое место и введешь его в курс дела. После этого займешь тот кабинет. Иди, работай.
Нафиса вышла, не зная, плакать ей или смеяться. Зарплата обещана такая, что жалко терять, но работать и дальше с грубияном-индусом… Заглянула в соседний кабинет, посмотрела на свой будущий стол… и пошла давать объявление о вакансии. По крайней мере, к этому самодуру она уже привыкла.
Нафиса еще сидела, раздумывая, не уйти ли все же, а ее уже стали поздравлять сослуживцы — новость распространилась быстро. Разумеется, господин Белами и тут схитрил: пока она оставалась в приемной, зарплата оставалась прежней, но обязанностей сразу стало больше.
Павел
Нога заживала. Наконец Павел вышел на работу. Встретили его хорошо, сочувствовали и чуть-чуть посмеивались над ним: «Ты, Павел, словно притягиваешь несчастья».
Павел старался доказать самому себе, что все прошло, все плохое позади, он не даст неприятностям сломить себя. Усиленно тренировался и вскоре уже бегал, потом стал ездить на велосипеде — о переломе и не вспоминал. Наташа удивлялась, зачем это надо, так нагружать больную ногу, но Павел продолжал. И это оправдывалось — самочувствие день ото дня становилось лучше. Правда, Чумаков все портил — он как заботливый друг изредка позванивал, интересовался самочувствием. После его звонков у Павла все падало из рук. Он уж сто раз говорил бывшему шефу, что потерял тот диск, но Чумак не верил. Иногда звонила Ирина, ее звонки также не доставляли радости, у нее явно ехала крыша.
Дел на работе как всегда было много, а его работоспособность не снизилась, и через три месяца он сам забыл, что болел. Молодежь все так же донимала вопросами — Павел невольно взвалил на себя обязанности руководителя: следил за работой новеньких, проверял и подсказывал.
— Это ты для кого готовишь? — заглянул в бумаги сотрудника.
— Да татарке той…
— Какой татарке? Нафисе?
— Почему Нафисе? Нет, Айгуль Газыровне. А что за Нафиса?
— Забудь.
«И что это я вдруг вспомнил Фиску? Н-да, наше подсознание нам не подвластно…»