Смерть призрака
Шрифт:
Фастиен приветствовал его с преувеличенной сердечностью.
— Дорогой мой друг, — промурлыкал он, — дорогой мой, ну что за невозможная здесь толчея! Ни крохотного местечка для того, чтобы подышать и потолковать! И зачем мы только оказались в этом стаде безмозглых существ?!
Он произнес это любезным тоном и достаточно громко, чтобы быть услышанным ближайшим окружением, которое не замедлило ответить ему обиженными или негодующими взглядами в зависимости от присущего каждому из них качества юмора.
Макс тем временем энергично
Он находился в весьма приподнятом состоянии духа, обменивался репликами со всяким знакомым и незнакомым. У мистера Кэмпиона начала складываться уверенность, что он личность, абсолютно лишенная обаяния. Его аффектация доходила уже почти до фарса, и вокруг стали обнаруживаться люди, которые открыто смеялись над ним.
Он стоял с бокалом в руке и запрокинутой назад головой, разглядывая публику и комментируя присутствующих, как будто они находились у него под микроскопом.
В этот момент к ним начала проталкиваться Би Берч, весьма воинственная особа, художница, портретирующая спортсменов. Она приближалась к ним с горящими глазами, держа в руке свернутый в трубку журнал.
Она и сама была достаточно живописной фигурой в своем красно-коричневом платье кустарной выделки и вызывающей соломенной шляпке, плоско лежащей на ее мягких серых волосах. О ее воинственности и баталиях рассказывали многое, а ее привычка вслух высказывать все, что приходит ей в голову, наводила ужас на хозяек тех домов, где она появлялась.
Мисс Бёрч неслась на Макса как распаленная кавалерийская лошадь и, добравшись до него, сунула ему под нос раскрытый журнал.
— Фастиен, вы накарябали эту гнусную статейку об истощении снобизма! Зачем?! — завопила она.
Кэмпион, стиснутый между стойкой бара и самим Максом, сумел разглядеть, что это был журнал «Жизнь и литература», а статья называлась «Огрубление живописи. Автор Макс Фастиен». Более того, статье была предпослана фотография автора, весьма контрастная и драматичная.
Казалось, назревает неотвратимый скандал, но Макс оставался совершенно невозмутимым.
— Милая, милая мисс Берч, — протянул он. — Вы желаете получить мой автограф? Ну разумеется, я это сделаю с удовольствием!
И тут он, прежде чем кто-нибудь успел разобраться в происходящем, отставил бокал, вынул из кармана своего мерзкого жилета огромный золотой карандаш, надписал фотографию лихим росчерком и вернул журнал с легким намеком на поклон.
Полностью потеряв дар речи от негодования, мисс Бёрч еще пребывала в столбняке, а Макс, подхватил Кэмпиона под руку, быстро и целенаправленно увлек его к выходу.
— Мы должны обсудить наши дела за ужином. Я настаиваю, — сказал он, когда они спускались по лестнице. — Разве в этом питейном заведении поговоришь? Я все эти дни не могу выпить и рюмки черри без того, чтобы
Кэмпион метнул на него острый взгляд, но Макс казался абсолютно серьезным.
— Мы должны сперва заехать ко мне домой, — объявил он. — Между нами говоря, я хотел бы сменить жилет. После этого мы отправимся к Саварини. Я заказал там столик.
Мистер Кэмпион не стал возражать. Он прикидывал, каким же образом Макс собирается его убить? Заведение Саварини в этом смысле звучало довольно безобидно.
Квартира на Бэйкер Стрит оказалась одним из роскошных апартаментов на верхнем этаже огромного дома. Комната, в которую завел его Макс с извинениями по поводу отсутствия слуги и вялыми рассуждениями о проблеме прислуги вообще, несла отпечаток той же аскетичной элегантности, который был присущ его галерее на Бонд Стрит. Она была почти пуста. На стенах, почти сплошь обшитых искусно обработанными сосновыми панелями, не висело ничего, за исключением единственного украшения комнаты — картины Матисса над камином. Бледно-зеленый ковер на полу перекликался с тонко тонированным ему под цвет слегка сводчатым потолком.
Кэмпион уселся на один из двух огромных стульев, поставленных по обе стороны камина, а хозяин жилища, сдвинув одну из панелей, открыл небольшой шкафчик-бар, заполненный бутылками и бокалами.
— Если вы не возражаете, дружище, я глотну черри, — сказал Макс, в глубине шкафчика перебирая его содержимое. — Но вам я предлагаю изумительный коктейль, мое собственное изобретение. Вы должны его отведать!
Мистер Кэмпион оказался в дурацком положении.
— Мне бы не хотелось, если не возражаете! — попытался он отказаться. — Я сегодня довольно много выпил после полудня.
— В самом деле? О, но я уверен, что вы передумаете! И вы не должны этого бояться. Я знаю, что домашняя стряпня почти одна и та же у всех, но я считаю себя в этом вопросе экспертом и претендую на большее. Я не сообщу вам рецепта! Я храню его в тайне и весьма ревниво!
С этими словами он вылил в уже наполненный шейкер несколько похожих на отраву зеленых капель из какого-то флакона и тщательно закупорил его, после чего включил шейкер.
— Ну вот, — произнес он через минуту или две, вылив содержимое шейкера в стакан для Кэмпиона и налив себе черри из отдельной бутылки.
Кэмпион, откинувшийся на своем стуле, словно предназначенном для Гаргантюа, не мог надивиться на себя и своего случайного друга. Конечно, риск быть отравленным Максом в его собственной квартире был не очень велик, но в такой серьезной затее следовало бы принять во внимание и самые невероятные варианты.
Макс непрерывно болтал. Его речь частично утеряла свою протяжность, как показалось его гостю, и обычная его томность сменилась радостным оживлением.
— А теперь надо опустить вишенку, — сказал он. — Это единственный коктейль в мире, куда вишня входит как неотъемлемая часть.