Смерть Рыцаря
Шрифт:
— Вам чем-то помочь? — сказал мужчина, с интонацией слишком доброй и располагающей.
— Я знала вашего сына, Генриха. И я знаю, что с ним случилось.
Ничего доброго и располагающего не осталось на лице мужчины.
— Что вам нужно? — твердо спросил он, — если вы хотите что-то мне продать, используя моего сына…
— Нет, нет, что вы, — замахала руками София, будто сметая его слова и мысли, — я дочь мэра. Та самая, что увела вашего сына!
Оба затихли. Отец Генриха от шока, София от стыда и признания.
Шок закончился раньше, от того мужчина заговорил первым.
— София? Что
София кивнула, подтверждая, что всё правда. Затем, ей хотелось всё объяснить, рассказать, как это произошло, рассказать про Воларис. Она хотела обдумать каждое слово. Но когда огромный комок печали подбирался к горлу, когда слёзы проступали на глазах, всему плану пришел конец.
— Я убила их. Германа и Артура, я их уговорила! И мы отправились в Воларис! — София говорила громко, сквозь слёзы, — Они были мертвы в мгновение. Я видела их лица! Их бездушные тела…
Больше говорить не было сил, её колени задрожали, она вот-вот упадёт. Отец Генриха успел её подхватить, и София расклеилась совсем. Она сказала, что смогла, да и черт с ним, волны раздирающей печали были слишком большие, чтобы им противостоять. София рыдала в объятиях отца Генриха. Впервые она позволила себе полностью, со всей силой, принять вину за смерть двух мальчиков.
Она просидела у отца Генриха с получаса. После того как всё слезы вышли из неё, они уселись за столом, где София, собрав последние силы, стала рассказывать в общих деталях о том, что же произошло в Воларисе. Отец Генриха внимательно её слушал, не перебивая, задав лишь один вопрос в самом конце «Мучился ли его сын в последние мгновенья?». София ответила, что не мучился, сама не зная, насколько это могло быть правдой.
— А где родители Артура? — спросила она напоследок, когда стояла у двери и обувалась. — Мой отец сказал мне, что давно их не видел. Они уехали?
— Через пару лет после пропажи, да. Не могли оставаться дома, многое им напоминало о сыне.
— Если когда-то их увидите, расскажите то, что услышали от меня. А лучше скажите, что я их всегда буду ждать.
Отец Генриха взял Софию за руки и улыбнувшись, насколько ему могла позволить печаль, сказал:
— Это не твоя вина. Они могли остановиться. Могли не идти за тобой. Это было их решение.
Когда София попрощалась с отцом Генриха, когда вышла из его дома, ей стало так же тошно, как и до встречи с ним. Он её не понял. Это не было их решение. Она их использовала. Она разглядела их слабость: чувства к ней. И она надавила на них. Использовала, использовала, использовала! А они за это умерли. Два мальчика с черными пустыми глазницами. Добрых, красивых. И ничего ей не осталось, кроме как плакать за них, помнить какими они были с ней. Как смеялись. Как смотрели на неё блестящими глазами. Пустыми…чёрными…
Глава тридцать третья
Жанпольд пришел на обед последним. За столом уже сидели все приглашенные. София сидела рядом с его стулом, как и Мария. Обе выглядели ужасно, с красными глазами, особенно выделяющимися на их бледных лицах. Далее, слева от стола сидели советник казны Владимир, военный советник Николай, справа от стола — два летописца. А на последних трёх стульях расположились представители академии
Жанпольд сел за стол. Горничным был подан сигнал нести еду и вскоре сидячие приступили к трапезе. После неё, когда все были сытые, летописцы приступили к своей работе. Задавали вопросы. Спрашивали у Марии и у Софии о Воларисе. О том, как и почему туда попали, какие пережили невзгоды. Что именно они видели.
Когда летописцем было что-то непонятно, Хельмут и два других чародея пытались донести мысль, пробовали объяснять те магические явление, о которых им рассказывают. Они так же вели записи, но их вопросы касались лишь магии.
Эти встречи проходили ежедневно на протяжении недели. И последние дни были самыми продуктивными. За это время Мария с Софией смогли хорошо отоспаться и выражали мысли четче, точнее. Описывали события в больших подробностях и были увлечены в разговоре.
По итогу, через неделю у летописцев и чародеев была вся необходимая и даже больше, информация о том, как всё же удалось освободить Воларис. А Мария, хоть и произнесла имя Галахада сотню раз и пережила те события снова, почувствовала себя легче, полностью выговорившись и оставив след её любимого рыцаря в истории.
В последний день, когда чародеи вышли из обеденной комнаты, Жанпольд остановил остальных жестом руки. Он дождался, когда топот чародеев затихнет и заговорил:
— Стоит обсудить ещё кое-что, без лишних ушей.
Мария с Софией привстали, но мэр дал понять, что их присутствие его не сковывает. Они остались на своих местах.
Мэр посмотрел на военного советника Николая:
— Что думаешь?
Николай начал говорить так, будто готовился к этому всю прошедшую неделю.
— Земля ненужной не бывает. Особенно такая. Можно разобрать дома на кирпичи, они пригодятся. Серебро наверняка припрятано в каждом подвале, если повезёт и золото. А казна Волариса, сколько там денег до сих пор неизвестно. Туда можно поселить людей. Пусть отстраивают город заново. Перед нами будто огромный сундук, который полон золота и возможностей, но был заперт до этого времени.
— Если бы я хотел услышать это, обратился бы к советнику казны. Ближе к делу.
Николай кивнул и в ту же минуту помрачнел.
— Рано или поздно все узнают о Воларисе. Об этом огромном куске земли. И хоть король Боромир будет настаивать, что земли находятся рядом с его королевством и это наш рыцарь освободил Воларис, поэтому он должен их и забирать, другие короли вряд ли разделят его точку зрения. Была б земля поменьше, может быть. Но с Воларисом так не пройдёт.
— Да, — выдохнул мэр, — наверняка. Что нам стоит сделать?
— Если Боромир решит отправить войско в Воларис, чтобы поскорее его занять, это будет наше войско, наша армия. Мы оставим Серебрадэн без защиты по приказу короля. Мы можем потерять этот город только потому, что он менее ценен, чем Воларис. В наших интересах убедить Боромира, что не стоит сгоряча занимать Воларис.
— Но, если мы оставим его пустовать, другие короли подумают, что Боромир и сам не верит, что эти земли его, поэтому их не занимает, — ответил мэр.
— И все же, Боромир ближе всего к землям, вот его преимущество — добавил Николай. — Географическое положение никуда не денется.