Смерть транзитного пассажира
Шрифт:
«Это первый признак старости, — в который уже раз подумал Буров. — Одинокой старости». 3
Гигантский аэропорт выглядел пустынным. Небольшие группы пассажиров терялись в огромном зале ожидания. У кассы Бурова дожидался Левель, секретарь шефа. Он был, как всегда, угрюм и немногословен. Передавая Бурову конверт с письмом шефа и паспорт, Левель буркнул:
— Мороки с этим паспортом было… Но уж если шеф решил, то своего
Буров подумал, что мороки, наверное, действительно было немало. И раз уж шеф добился всего, значит, ему это было очень надо.
Левель приподнялся на носках, окинул Бурова с ног до головы взглядом, словно оценивая, достаточно ли прилично он выглядит для поездки, и подал руку.
— Желаю удачи! Возвращайся на коне! А я устал безумно. Ехал всю ночь. Пора и отдохнуть…
Буров взял билет. У него еще оставалось время, и он зашел в бар выпить кофе.
Бар был пуст и мрачен. Темно-вишневый ковер на полу, низкий, черный потолок создавали впечатление тягостное, унылое. За стойкой, ссутулившись, сидел один- единственный посетитель. Бармен, бубня себе под нос незатейливую мелодию, бесшумно орудовал бутылками, составляя коктейль.
Буров взгромоздился перед стойкой, попросил кофе и виски. Достал письмо шефа и только собрался вскрыть конверт, как его окликнул сосед:
— Вот так встреча! Вы ли это, мсье?
Раздосадованный, что ему помешали, Буров оглянулся: соседом по стойке был Жевен, представитель одной парижской фирмы. Бурову нередко приходилось сталкиваться с этим респектабельным, несколько благообразным на вид, но удивительно пронырливым человеком. Фирма, которую представлял Жевен, тоже занималась компьютерами и была главным конкурентом фирмы, где работал Буров.
— Вот уж кого не ожидал увидеть в такую рань, так это вас, мсье Буроф… — Жевен приветливо улыбался, но Бурову показалось, что взгляд у него настороженный. — Главное, в этом унылом Брюсселе, где парижане мрут от скуки!
Буров, не торопясь, спрятал письмо шефа в карман. Сказал:
— Мы всегда встречаемся с вами черт знает где. И почти никогда в Париже!
Жевен кивнул.
— Пути господни неисповедимы. Но я очень рад видеть вас, Буроф! Вы прекрасно выглядите. Время не берет вас!
— Что говорить о времени, мсье Жевен. — Буров поднял стакан с виски. — Давайте лучше выпьем.
Они выпили.
— Вы далеко? — спросил Жевен.
Бурову совсем не хотелось говорить, куда он летит. Он ответил только:
— Да, на этот раз далеко… А вы?
— И у меня, мсье Буроф, большой вояж. Еще виски?
Буров кивнул. Подумал: «Этот старый хрен никогда
не скажет, куда и зачем едет. Ну и пусть подавится своими секретами».
Они выпили еще. Буров принялся за кофе, досадуя, что так и не прочитал письмо шефа. «Ну да ладно, — решил он. — Сейчас распрощаюсь с этим хлюстом и прочитаю…» В это время диктор объявил посадку на московский рейс. Буров посмотрел на Жевена. Их взгляды встретились.
— Нам объявили посадку, попутчик?
— Значит, и вы? — сказал Буров. — Забавное совпадение…
— Значит, и я, — подтвердил Жевен. — Но я не в Москву. Я дальше, в Токио…
— В Японии мы с вами еще не встречались… Ну что ж, я начинаю верить журналистам, что мир наш не так уж и велик.
Они расплатились и пошли на посадку. Жевен болтал без умолку, но Бурову казалось, что он расстроен.
«Старой лисе не нравится моя поездка в Токио? — думал Буров. — Но почему? Значит, неспроста летят к японцам представители двух конкурирующих фирм…»
Как только самолет набрал высоту и погасили предупредительные табло, Буров пошел в туалет. В самолете народу было не так много, и Жевен сел рядом с Буровым, так что прочитать письмо шефа не было никакой возможности.
…Ничего неожиданного в письме шефа не было. Очередная сделка, правда, как понял Буров, очень выгодная. На этот раз с японской фирмой по производству полупроводников. И лишь небольшая тонкость: сделку надо было заключить в понедельник, иначе японцы вынуждены будут обратиться к представителям другой фирмы…
Он спрятал письмо и вернулся в салон. Жевен дремал, откинувшись на мягком кресле. На коленях у него лежала Библия. Когда Буров садился, он открыл глаза, улыбнулся. Буров посмотрел на него с затаенной неприязнью. Подумал: «Небось и он меня готов испепелить, а вот приходится улыбаться. Ну что ж, сегодня суббота. Завтра я буду в Токио. Жевену не на что рассчитывать, если он летит по тому же делу».
В салон вошла стюардесса.
— Дамы и господа, минуту внимания. Наш самолет через пять минут пересечет государственную границу Советского Союза.
Пассажиры оживленно задвигались, стараясь заглянуть в иллюминаторы. А там лишь громоздились одно на другое мощные ослепительно-снежные облака. Буров заметил, что нижний их слой был мрачно-синий, кое-где почти совсем темный.
— Мы летим на высоте девяти километров, — продолжала стюардесса. — Температура за бортом минус пятьдесят пять по Цельсию… В Москве плюс пятнадцать. Идет слабый дождь.
— Черт возьми, как некстати этот дождь, — выругался Жевен, — чего доброго, не дадут посадки, и мы упустим самолет. Вы же знаете, на Токио он летит только раз в неделю.
— Напрасна беспокоитесь. — Буров посмотрел на Женена. — Сейчас и взлетают и садятся в любую погоду… Бросьте вы свою Библию, и давайте выпьем за наши успехи.
Он подозвал стюардессу, попросил виски. Через несколько минут она подкатила к ним тележку, заставленную бутылками, сигаретами, плитками шоколада.
Жевен со вздохом отложил Библию и, глядя, как Буров кладет лед в стаканы, сказал:
— «Все труды человека — для рта его, а душа не насыщается».
— Хотел бы я знать, чем можно насытить вашу душу, Жевен? — спросил Буров. — Уж не за пищей ли для души летите вы в Японию?