Смерть в день рождения
Шрифт:
— Нечего намекать, что она специально это сделала. Никогда бы она на это не пошла! Это не для нее. Никогда!
— А я говорю не о самоубийстве.
Несколько мгновений Флоренс смотрела на Аллейна. Губы ее, небрежно, но ярко накрашенные, сузились в тонкую красную ниточку.
— Думаете, убийство? — решительно проговорила она. — Это меняет дело.
— Тогда вы захотели бы узнать правду, да? — проговорил он.
— Да, — ответила она, быстро облизнув кончиком языка губы.
— И мы хотим. Инспектор Фокс уже задавал вам этот вопрос, но я хочу спросить еще раз. Я хочу, чтобы
Разговаривать с Флоренс было трудно. Видимо, из-за того, что ее переполняло то ли возмущение, то ли обида, каждое ее слово приходилось буквально вытягивать. Она вспомнила, что после ленча мисс Беллами отдыхала. Флоренс вошла к ней в половине пятого. Тогда ей показалось, что все как обычно.
— А утром ее ничто не огорчало?
— Нет, — пробормотала Флоренс и, помолчав, добавила: — Ничего существенного.
— Я спрашиваю только потому, — пояснил Аллейн, — что в ванной стоял флакон с нюхательными солями. Вы ей давали его сегодня?
— Утром.
— А что случилось утром? Потеряла сознание?
— Перенервничала.
— По какому поводу?
— Не могу сказать, — и ее рот захлопнулся, как мышеловка.
— Хорошо, — терпеливо продолжал Аллейн. — Давайте поговорим о приготовлениях к приему. Вы ей делали маску?
— Верно, — она уставилась на него.
— А что она вам говорила, Флоренс?
— Ничего. С этой дрянью на лице нельзя говорить. Невозможно.
— А потом?
— Она накрасилась и оделась. Пришли два джентльмена, и я ушла.
— Наверное, мистер Темплетон. А еще кто?
— Полковник.
— Кто-нибудь из них приносил пармские фиалки?
Она непонимающе смотрела на него:
— Фьялки? Какие? Нет. Она терпеть не могла фьялки.
— На столе лежит букетик.
— Я и не заметила, — сказала Флоренс. — Не знаю я ничего об этих фьялках. Не было их, когда я уходила.
— Ну, и когда вы снова увидели ее?
— На приеме.
— Теперь расскажите об этом.
Несколько секунд Аллейну казалось, что она не проронит ни слова. Никогда еще ему не приходилось видеть столь невыразительного лица. Но она все же начала говорить, будто ее включили. Рассказала, что не все время находилась с хозяйкой, а в начале приема сидела с миссис Пламтри наверху в своей маленькой гостиной. Услышав удар гонга, они спустились, чтобы участвовать в процессии. Когда торжественные речи подошли к концу, Старая Нинн вдруг ляпнула про свечи. Беспристрастно пересказав всю сцену, Флоренс от себя добавила только, что Старая Нинн и в самом деле очень стара и иногда забывается.
— Ведь надо же, сказать такое про пятьдесят свечей, — мрачно заметила она. Это был единственный комментарий, который она себе позволила.
После выходки Нинн, Флоренс, как понял из ее рассказа Аллейн, сообразила, что хозяйка вне себя и может ее позвать в любую минуту. Поэтому она вышла в холл. Мимоходом она слышала, как мисс Беллами разговаривала с мистером Темплетоном и как он просил ее не пользоваться духами.
— Так, пока все совершенно ясно, — проговорил Аллейн. — А дальше мисс Беллами и няня — миссис Пламтри — вместе поднялись наверх?
— Нет, — Флоренс тупо смотрела на Аллейна.
— Нет? А что же случилось?
Оказалось, что Нинн отправилась наверх одна.
— А почему? Что задержало мисс Беллами?
— На нее налетел фотограф.
— Он делал снимки?
— Да. У входной двери.
— Он фотографировал ее одну?
— Этот пришел. Парень хотел вместе с ним.
— Кто же пришел?
Она сжала лежащие на коленях руки. Подождав немного, Аллейн спросил:
— Вы не хотите отвечать на этот вопрос?
— Что я хочу, — взорвалась Флоренс, — так это знать: убийство это или нет? Если убийство, кем бы убийца ни был, я хочу за нее отомстить. Кем бы ни был! Я ей всегда твердила, что в людях легко ошибиться. Может статься, что доверять нельзя как раз тем, кто кажется самым родным и близким. Вот что я ей говорила всегда.
Интересно, насколько Флоренс по натуре мстительна, думал Аллейн. И какие именно отношения были у нее с хозяйкой? Она смотрела на него настороженно, но с какой-то заносчивостью.
— Что я хочу знать, — повторила она, — убийство это или нет?
— Уверен, что это может быть и убийством.
— Вам лучше знать: вы на это дело поставлены, — пробормотала Флоренс. — Говорят, сыщики всегда все знают.
Откуда, из какой жизни она появилась тридцать лет назад в костюмерной мисс Беллами? В ее манере стали проявляться и настороженность, и подозрительность; в голосе, до того бесцветном и вежливом, послышались интонации лондонских низов.
С дальним прицелом Аллейн решил направить разговор в другое русло:
— Полагаю, вы хорошо знаете мистера Ричарда Дейкерса?
— А как иначе? А?
— Да, действительно. Мне кажется, он жил здесь скорее как сын, а не как воспитанник.
Флоренс уставилась на него. Теперь ее глаза сильно смахивали на пуговицы от ботинок и были столь же выразительны.
— Разыгрывал тут, — проговорила она. — Раз никого другого не было… А этот уж и вообразил, что в своем праве.
— Ну, — небрежно заметил Аллейн, — мне кажется, он отплатил ей благодарностью, написав две пользующиеся успехом пьесы. Разве не так?
— Пьесы! Без нее этих пьес и не было бы! Пусть-ка там главную роль сыграет другая актриса! Представляю! Посмотрим, что получится. Без нее он ничего бы не смог написать. Это она оживила его мертвячину, — раздраженно выпалила Флоренс.
— Как я понял, мистер Дейкерс ушел из дома до начала речей? — спросил Аллейн.
— Да. Вот ведь манеры.
— Но он вернулся, да?
— Он сейчас здесь, — быстро проговорила она. — Вы же его видели.
Грейсфилд, очевидно, не молчал.
— Я имею в виду не сейчас, а между первым уходом до начала речей и теперешним приходом, полчаса назад. Разве в промежутке он не приходил?