Смерть в кредит
Шрифт:
«Ох! Ай, ай! Ой, ой! Ай, ай!» — вопил он без остановки. Он был так смешон, что нам стало невмоготу… нас просто распирало…
«Масло! Боже мой, масло!»
Наконец он нашел масленку… Залез туда рукой… И унес полную пригоршню… Быстро подбежал к постели… Она все еще ломалась… Продолжала изгибаться… Он намазал ей маслом всю жопу, дырку, края, и так медленно и деловито, совсем как рабочий свой станок… Эта сучка вся лоснилась!.. Наконец у него получилось… Он ей засадил… Вошло хорошо… Они поймали жуткий кайф… Все вокруг сотрясалось
Это было уже неинтересно.
* * *
Первыми взбунтовались бакалейщики с улицы Берс… Они больше не хотели поставлять нам жратву авансом и даже слушать ничего не желали… Они явились к нам со счетами. Мы услышали, как они поднимаются… И затаились…
Они снова спустились к привратнице… Ужасно кричали… Жизнь начинала становиться невыносимой. А тут еще Антуан с хозяйкой стали постоянно бегать пожрать на улицу, их рожи уже примелькались во всех забегаловках квартала… Я старался помалкивать обо всем этом при своих… А то это вышло бы мне боком. Они бы обязательно решили, что во всем виноват я!
Но главным оставался футляр!.. Золотой Шакья-Муни… я не позволял ему шляться, он не часто появлялся на свет Божий! Я благоговейно хранил его в глубине моего бумажника, закрепив еще тремя булавками. Я больше никому его не показывал. Я никому не доверял… Я ждал возвращения хозяина.
В мастерской мы с Робером больше не появлялись… Антуан тоже почти не работал. Закончив развлекаться со своей дамой, он вместе с ней выходил побазарить с нами. В мастерской было все перевернуто вверх дном. Порой они часами спали после полудня… Ничего не скажешь — веселая семейка!
Но однажды вечером произошла драма! Мы забыли закрыться на замок… Время было обеденное… Многие ходили взад-вперед по лестнице… И вот один из разъяренных трактирщиков, самый злой из них, взлетел наверх, перепрыгивая через несколько ступенек! Мы заметили его слишком поздно! Он толкнул дверь, вошел… И увидел, как они валяются вдвоем на кровати! Антуан и толстуха! Тут он захрипел громче, чем тюлень!.. Глаза у него налились кровью… Он хотел тут же избить Антуана! Размахнулся своей огромной плеткой… Я подумал, что он ему вмажет…
Конечно, мы ему были должны кучу всего… По меньшей мере 25 литров… белого… розового… коньяка высшего сорта… и даже уксуса… Произошло настоящее сражение… Только ввосьмером мы смогли усмирить эту гориллу… Позвали всех дружков… Антуану пришлось туго. Он заработал две огромные шишки… голубую и желтую…
И снизу, со двора, он продолжал угрожать нам. Этот безумец обзывал нас как мог: «Жулье!.. Сволочи!.. Пидоры!..»
— Подождите, дармоеды! Вы еще обо мне услышите!.. Недолго вам осталось, гады! Подождите, скоро придет комиссар!
Дело принимало серьезный оборот!..
* * *
На следующий день в полдень я сказал Роберу: «Послушай, малыш! Мне нужно выйти. Сегодня утром опять приходили за брошью от Тракара, вот
Мы вместе сбежали вниз… Ни Антуан, ни хозяйка еще не вернулись после завтрака…
На третьем этаже я услышал, как она поднимается. Она тяжело дышала, вся покраснела, просто пылала… Наверняка они опять обожрались…
— Куда это вы направились, Фердинанд?
— По делу… На Бульвар… к одной клиентке!
— Ах! Вы так не уйдете!.. — возразила она… — Поднимитесь наверх!.. Мне нужно вам кое-что сказать…
Хорошо. Я пошел за ней… Робер убежал на свое свидание.
Как только мы вошли, она запирает дверь, тщательно все закрывает, даже еще на две щеколды… И начинает преследовать меня, она загнала меня в комнату… И знаком подозвала к себе… Я приблизился… Я еще не понял, что происходит… Она начала меня щупать… Дыша мне прямо в лицо… И повторяя: «Ах! Ах!» Это ее еще сильнее возбуждало… Я тоже дотронулся до нее…
«Ах! маленький гаденыш, ты, кажется, подглядываешь в дырки, а? Ах! Скажи-ка мне, разве это не так?.. — И, опустив руку, она стала щупать мою ширинку… — Я все скажу твоей маме. О! ля! ля! поросенок!.. Милый поросенок!..»
Она заскрежетала зубами… Вся изогнулась… обняла меня… Высунула свой огромный язык и впилась в меня страстным поцелуем… У меня искры посыпались из глаз… Она усадила меня рядом с собой на кровати… откинулась назад… и задрала все свои юбки.
«Потрогай! Потрогай же там!» — сказала она.
Я засунул ей руку между ног.
«Давай! — настаивала она. — Давай! Милашка! Давай глубже! Давай! Называй меня просто Луизочка! Твоя Луизочка! Мой маленький негодник! Назови меня так, ну!»
«Да, Луизочка!..» — сказал я.
Она выпрямилась и снова обняла меня. Она сняла все. Корсаж, корсет… панталоны… Тогда я увидел ее совсем голой. Одна сплошная дырка. Это было слишком. Я почувствовал отвращение… Она схватила меня за уши… И с силой наклонила к своей щели… Засунула меня туда носом… Там было все красное, текло что-то, похожее на слюни, у меня все глаза были в этом. Она заставила меня лизать… Это поддавалось под языком… Сочилось… Совсем как собачья мордочка…
«Давай, любовь моя!.. Давай глубже!..»
Она вцепилась в меня и начала трясти… Я скользил в ее мармеладе. Не осмеливаясь принюхиваться… Боясь сделать ей больно… Она же трясла меня, как сливу…
«Покусай меня, моя милая собачка!.. Укуси там! Давай!» — подбадривала меня она… Вдруг она забилась в судорогах! И начала негромко постанывать… Там, куда я погрузился, я ощущал вкус дерьма, смешанного с яйцом… Меня душил целлулоидный воротничок… Она вытащила мою голову из катакомбы… Я вернулся к свету… Глаза мои были залеплены чем-то вроде замазки, я был весь мокрый до бровей…