Смерть в Лиссабоне
Шрифт:
Карлуш глядел на меня, растерянный, несчастный, как ребенок. Я вкратце пересказал ему беседу с Нарсизу.
— И что это означает?
— Это означает, что если раньше мы плавали по мелководью, то теперь под нами темная глубина.
Карлуш приблизил ко мне лицо, застывшее, каменно-серьезное:
— Что вы имеете в виду?
— Я и сам не знаю.
В порту Алькантары было жарко и влажно. Труп из контейнера уже подняли, и люди затыкали носы. Фотограф, сделав снимки, отбыл, и судебно-медицинский эксперт, незнакомая мне женщина, натягивала перчатки,
— Двое служащих ночного клуба заканчивали уборку помещения, — сказала она. — В пять утра они вскрыли контейнер, а в семь, когда закрывали, чтобы вывезти, там был труп. Они же сообщили, что парень этот занимался проституцией. Можно мне подвинуть тело?
Я кивнул. Действовала она ловко. Я проинструктировал Карлуша, и мы стали ждать первых выводов эксперта.
— Причина смерти, — через несколько минут сказала она, — сильное мозговое кровоизлияние, вызванное множественными ударами по голове. Его просто забили до смерти. Мне надо будет взять у него кровь на ВИЧ-инфекцию, которая могла явиться причиной убийства. Я осмотрела его задний проход — доказательства гомосексуализма очевидны. После работы в лаборатории я смогу представить вам более полную картину.
Оставив Карлуша, я направился к железнодорожному вокзалу Алькантары и, дожидаясь поезда, вновь позвонил моему приятелю из дорожной полиции:
— Что, твой компьютер еще не починили?
— Прости, Зе, — сказал он.
— Он и впредь будет ломаться всякий раз, когда я позвоню?
— Не могу сказать.
Я позвонил по домашнему телефону адвоката. Ответила служанка. Я сказал, что хотел бы переговорить с ней. Она сказала, что находится одна дома.
Я сел на кашкайшский поезд и в десять утра уже шел по старой части поселка, направляясь к дому адвоката. Я позвонил. Открыла служанка, но за ее спиной по коридору шел ко мне адвокат.
— Спасибо, Мариана, — сказал он и распорядился, чтобы она принесла нам кофе.
В кабинете он остался стоять возле стола, не приглашая меня сесть.
— Я не ждал вас, инспектор, — сказал он. — Я позвонил к вам в офис, и мне сказали, что вы отстранены от дела и что оно передано инспектору Абилиу Гомешу. Конечно, он не того ранга следователь, что вы, но, без сомнения, работник профессиональный. Итак, чем я могу быть вам полезен?
— Я пришел выразить вам свое соболезнование по поводу смерти вашей жены. Трудно даже вообразить то, что пришлось пережить вам за эти сорок восемь часов.
Он медленно опустился в кресло, продолжая сверлить меня взглядом.
— Спасибо, инспектор Коэлью, — сказал он. — Не ожидал от полицейского такой чуткости.
— Это одна из моих слабостей, а возможно, и сильных сторон.
— Помогает в работе, инспектор?
— Да, — сказал я, — помогает.
— Вы кажетесь мне очень одиноким человеком, инспектор, — заметил он.
— Это один из моих секретов, — сказал я, преодолев смущение. — Секреты — вещь необходимая.
— Говорите только за себя.
— Да, наверно, слова «адвокат» и «секрет» не очень-то вяжутся.
— Да нет, мы тоже любим загадки…
Мариана принесла кофе. Пока она разливала его, мы молчали. Когда она вышла, я сказал:
— В вечер накануне своей гибели ваша жена была у меня, сеньор доктор. Вам это известно?
Он поднял глаза от чашки с кофе. Даже когда он недоуменно моргал, взгляд его оставался острым.
— Она уже не раз пыталась лишить себя жизни, инспектор. Вы это знаете?
— Сколько было таких попыток?
— Можете проверить это, справившись в местной больнице. Они дважды делали ей промывание. В первый раз ее вовремя обнаружила Мариана. Это было пять лет назад. Во второй раз ее обнаружил я. Прошлым летом.
— Как вы объясняете эти попытки?
— Я не психиатр и не знаю, каким образом невроз может привести к этому. Не понимаю, так сказать, химии процесса.
— Обычно невроз — результат какой-то психической травмы. Пострадавший пытается таким образом избавиться от воспоминания о ней.
— Похоже на правду, инспектор. Откуда вы знаете такие вещи?
— Моя покойная жена интересовалась трудами Юнга, — сказал я. — А вы не в курсе того, что могло бы…
— Разве моя жена что-то говорила о… Вообще, что она вам сказала в тот вечер?
— Сказала, что брак ваш с самого начала не задался. Я еще подумал тогда, что пятнадцать лет — это довольно долгий срок для отношений, которые с самого начала не сложились. Похоже, она вас боялась и была от вас зависима. Ваша попытка в начале расследования унизить ее это подтверждает.
— А вы не считаете, что это она меня унизила связью с парнем, который на десять лет моложе ее? — быстро парировал он.
— Когда вам стало известно о ее любовнике?
— Не помню.
— Возможно, прошлым летом?
— Да-да… прошлым летом.
— При каких обстоятельствах?
— Я нашел у нее чек на рубашку из магазина, в котором я покупок не делаю.
— Вы сказали ей?
— Сначала я выжидал, наблюдал. Рубашка, в конце концов, могла предназначаться ее брату. Я-то знал, что это не так, но профессия приучила меня к точности.
— Так как же вы все-таки сказали ей это?
Мой вопрос, казалось, взволновал его. Непринужденность беседы улетучилась. Правда, похоже, ему была слишком неприятна. Внешне это выразилось в холодности.
— Это не имеет ни малейшего отношения к расследованию обстоятельств гибели моей дочери, инспектор. Тем более сейчас, когда вы этим делом больше не занимаетесь.
— Я считал, что мы просто беседуем.
Склонившись к столу, он пил кофе. Потом из шкатулки на столе вынул маленькую сигару. Предложил сигару и мне. Я отказался и закурил сигарету. Он постепенно успокоился.