Смерть в Лиссабоне
Шрифт:
На рассвете тяжелые черные гардины не дали просочиться в комнату стальному утреннему свету. Белые льняные простыни холодили кожу. Голова Фельзена оторвалась от подушки лишь со вторым стуком в дверь, после которого раздался треск ломаемого дерева. По лестнице прогрохотали тяжелые башмаки, что-то упало и скатилось вниз. Фельзен повернулся, расправил затекшие плечи. Мозг включился не сразу из-за усталости и выпитого накануне. Раздался звон разбиваемых зеркальных дверей, ведших в спальню.
В дверном проеме возникли двое в черных, длинных,
Эва проснулась мгновенно, как от удара. Фельзен слез голый с кровати. Носком черного ботинка его ударили в висок, и он упал.
— Фельзен! — прогремело над самым его ухом.
Фельзен пробормотал что-то себе под нос — он ничего не соображал, мысли тонули в воплях Эвы, выкрикивающей ругательства.
— Ну, ты! Заткнись!
Он услышал глухой удар, и все стихло.
Фельзен сидел на полу, упираясь спиной в кровать; мошонка у него съежилась от холода.
— Одевайтесь!
Он кое-как натянул на себя одежду. Лицо было в крови, за ухом он ощущал теплую влагу. Мужчины взяли его под руки. Хрустя по битому стеклу, они открыли дверь и выволокли его наружу Зеленый фургон был единственным цветовым пятном на фоне серых зданий и арктически-белого снега.
Дверца фургона открылась, и Фельзен был брошен во тьму.
2
16 февраля 1941 года, Принц-Альбрехтштрассе 8, штаб РСХА [1]..
1
РСХА (RSHA — Reichssicherheitshauptamt) — Главное управление имперской безопасности.
Фургон открылся после невнятной команды охранника. Фельзен почувствовал удар прикладом в плечо, вылез и, погрузив ноги по самую щиколотку в грязь, зашлепал по двору, а затем вверх по лестнице мрачного каменного здания гестапо. Он был в числе четырех задержанных.
Их согнали в подвал, затем повели по длинному узкому коридору с камерами по обе стороны. Свет в коридор проникал лишь из открытой двери, откуда неслись и глухие стоны. Двое задержанных, шедшие впереди Фельзена, взглянули туда и тут же, отпрянув, отвели взгляд: за дверью человек в рубашке с короткими рукавами и в фартуке с засохшими пятнами крови избивал другого, пристегнутого ремнями к стулу.
— Прикрой-ка дверь, Крюгер! — сказал человек устало, измученным голосом. Ему предстоял день весьма нелегкой работы.
Коридор закончился тускло освещенной вонючей камерой с тюфяком и грязным ведром в углу. Дверь захлопнулась. Опершись о холодную осклизлую стену, Фельзен старался отдышаться и выкашлять липкую сырость, переполнявшую, как ему казалось, легкие. Он и вправдузашел
Несколько часов спустя за ним пришли и, проведя мимо закрытой теперь двери пыточной, втолкнули в кабинет на первом этаже, где на фоне высоких окон за письменным столом сидел человек в темном костюме. Человек тщательно протирал очки и делал это бесконечно долго. Фельзен ждал. Человек велел ему сесть.
— Вам известно, почему вы здесь?
— Нет.
Человек надел очки и открыл папку, держа ее подальше от Фельзена и предоставляя ему любоваться своим безукоризненным пробором.
— Коммунизм.
— Вы, наверно, шутите.
Человек поднял взгляд от бумаг:
— Сочувствие евреям.
— Не смешите.
— А кроме того, знакомство с некой Мишель Дюшан.
— Вот последнее верно.
— Наши сотрудники целую неделю общались с ней в Лионе. Она сохранила воспоминания о времени, проведенном в Берлине в тридцатые годы.
— То есть о времени нашего с ней знакомства. К войне это отношения не имеет.
— Зато к политике имеет. Как вы знаете, она больше года была участницей французского Сопротивления.
— В политику я не лезу. И вообще, я этого не знал.
— Все мы лезем в политику. А ваше удостоверение члена Общества содействия СС имеет номер четыреста семьдесят девять тысяч триста восемьдесят один.
— Мы оба с вами отлично знаем, что без СС вести дела сейчас затруднительно.
— Потому вы и вступили в общество, герр Фельзен? Чтобы расширить дело? Использовать нас, пока это выгодно?
Откинувшись на стуле и взглянув в окно, в пасмурное берлинское небо, Фельзен подумал, что такое может случиться с каждым и случается ежедневно.
— Красивый пиджак, — сказал человек. — И сшил его портной…
— Исаак Вайншток, — подсказал Фельзен. — Фамилия еврейская, на случай если вы…
— Вам известно, что закупка тканей евреям запрещена?
— Я сам дал ему ткань.
Опять пошел снег. Сквозь грязное стекло Фельзен различал падающие белые хлопья на сумрачном сером фоне.
— Ольга Казарова, — сказал человек.
— Ну, и что с ней такое?
— Она ваша знакомая.
— Однажды я переспал с Ольгой.
— Она большевичка.
— Она русская. Это мне известно, — сказал Фельзен, — но я не знал, что возможно распознать коммуниста даже в постели.
Казалось, внутри у его собеседника что-то щелкнуло. Он встал и сунул папку под мышку.
— По-моему, вы не в достаточной мере понимаете серьезность положения, в котором вы оказались, герр Фельзен.
— Вы правы. Не в достаточной. Может, вы будете так любезны, что…
— Возможно, вам следует преподать урок.
Фельзен внезапно почувствовал себя как в потерявшем управление автомобиле, несущемся по склону вниз.
— Ваше расследование, — начал было он.
Но собеседник уже направился к двери.
— Господин… господин… подождите.