Смерть в медовый месяц
Шрифт:
— С каким мужчиной?
— Питом Миллером. Ты так часто использовал этот псевдоним, что он сразу пришел мне в голову, — она улыбнулась. — Он ответил, что не знает никакого Пита Миллера. Я стояла совсем потерянная, такая несчастная, и мямлила о том, что мне велели прийти именно по этому адресу. Наверное, он принял меня за девушку по вызовам. Пришел к выводу, что кто-то из его друзей решил сыграть с ним такую шутку, и пригласил меня зайти, согреться и что-нибудь выпить. Тогда еще шел дождь, — она поправила волосы, вновь улыбнулась. — Я боялась, что он смоет краску с волос.
Он указал на волосы.
— Зачем?
— Я
— По-твоему, ты не рисковала?
Она допила кофе. Он пригубил свою чашку. Сливки совершенно отбивали вкус.
— Выйдя из отеля, я пошла в аптеку, — продолжила Джилл. — Ту самую, откуда ты пытался позвонить Лублину. Купила румяна, тени, помалу другого цвета и красящий гребень. Обычно им пользуются, чтобы закрасить седину, но он меняет цвет и обычных волос. Я зашла в ресторан, в туалете накрасила и зачесала назад волосы. Сильно подвела глаза, наложила румяна, намазала губы. И стала совсем другой!
— Поначалу я тебя не узнал.
— Такой я тебе нравлюсь?
— Не очень.
— Я хотела выглядеть иначе, как должна выглядеть женщина, которая может поздней ночью позвонить в дверь незнакомому мужчине. Я выгляжу дешевкой? Не совсем дешевкой, но чуть вульгарно?
— Чуть вульгарно.
— Хорошо. Не волнуйся. Косметика смывается, как и краска с волос. Это временная перемена. Хочешь, чтобы я рассказала тебе о Лублине?
— Да.
— Сначала дай мне сигарету. — Он дал ей сигарету, щелкнул зажигалкой, закурил сам. — Лублин живет в доме, не в квартире. Дом двухэтажный. Его спальня наверху, в глубине. Он…
— Откуда ты знаешь?
Она закашлялась от дыма, рассмеялась.
— А ты ревнуешь? Я подождала, пока кто-то занял ванную внизу, и сказала, что мне надо в туалет. Мне разрешили подняться на второй этаж, вот я все и высмотрела. Там три комнаты. В одной он спит, во второй смотрит телевизор, третью использует как кабинет. В доме живет еще один мужчина, скорее всего, телохранитель. Крепкий парень, но недалекий. Его зовут Карл. При нем говорят обо всем, с таким видом, словно его не существует. К нему никто никогда не обращается. Он любит кино. Спит внизу, на диванчике.
— Что еще?
— Там было полдюжины гостей, все мужчины. Они выпивали и говорили о малопонятных для меня вещах. Главным образом, о скачках. Никто упоминал ни Корелли, ни Ли. Потом все они ушли. Чуть раньше меня. Лублин сказал, что даст мне сто долларов, если я проведу ночь с ним.
— Он…
— Я ответила, что не могу, что оказала Питу Миллеру услугу, согласившись встретиться с ним. Настаивать он не стал, — она помолчала, задумавшись. — Приятный мужчина. Обходительный, вежливый. Очень старался, чтобы все было в лучшем виде. Спиртное только самое дорогое. Так галантно предложил мне остаться. И ничем не выразил своего неудовольствия, когда я отказалась.
В уголках ее глаз собрались морщинки, хотя их большей частью скрывала тушь. Других признаков внутреннего напряжения он не заметил. Голос ее звучал чуть пронзительнее,
Как мало мы знаем о людях, думал он. Даже о тех, кого называем близкими. Можно жениться на девушке и даже не догадываться, что у нее внутри, слаба она духом или сильна. Он вот понятия не имел о том, как сильна Джилл. Что ж, ему представилась возможность узнать об этом.
— Теперь мы можем пойти туда, — добавила она. — Револьвер у тебя собой, не так ли?
— Да, — револьвер торчал за поясом, рукоятку скрывали пиджак и плащ.
— Я думаю, сейчас мы сможем его взять. Ньюкерк в квартале отсюда, потом еще несколько кварталов по самой улице. Мы даже сможем поймать такси. Улица оживленная, не засыпает даже ночью. Пока я ждала тебя, такси то и дело проезжали мимо.
— Я пойду один.
— Глупости. Он знает меня. Карл знает меня. Мне они откроют дверь, не задумываясь. Если ты пойдешь один, тебя и на порог не пустят, а я с ними уже познакомилась.
Он уже открыл рот, чтобы возразить, но передумал. Она права, ей надо идти. Он коснулся пальцами ее лица, улыбнулся.
— Ты потрясающая женщина
— Удивлен?
— Есть немного.
— Я сама себе удивляюсь.
— Не следовало тебе так уходить, — упрекнул он ее, когда они сели в такси. Ночью, молча.
— Ничего другого не оставалось.
— Как так?
— Ты бы меня не отпустил.
— Это точно. Но ты же могла оставить записку.
— Я не думала, что ты проснешься. Надеялась, что будешь спать до моего звонка. Насчет записки я подумала, но решила, что ты еще больше встревожишься.
— Я все равно тревожился.
— Извини. И потом, я испугалась, что, прочитав записку, ты прямиком бросишься к Лублину, и мы окажемся в сложной ситуации. Следующий квартал, слева. Третий дом от угла.
Машина затормозила у тротуара. Они вышли, он расплатился с таксистом, сказал, что ждать их не нужно. Таксист тут же уехал. Они посмотрели на окна в доме Лублина. Все темные.
— Легли спать, — она пошла вокруг дома.
Он видел стоящие на крыльце-веранде плетеные кресла. На подъездной дорожке, перед воротами гаража, застыл «кадиллак». Она прошла мимо автомобиля к боковой двери. Он сунул руку под пиджак, вытащил из-за пояса револьвер. Металл нагрелся от его тела. Рукоятка удобно легла на ладонь, указательный палец коснулся спускового крючка. Он встал сбоку, в темноте. Она позвонила.
— Если Карл отроет дверь, позволь мне войти с ним, — прошептала она, — Затем напади на него сзади. Он мужчина крупный и, наверное, силен как бык.
Изнутри не доносилось ни звука. Дэйв подтолкнул ее, и она вновь позвонила, более настойчиво. Наконец в доме послышались шаги.
— Кто тут?
Голос грубый. Дэйв напрягся.
— Это я, Карл, — ответила Джилл. — Рита. Ты позволишь мне войти? — и интонации у нее изменились, отметил он. Совсем как волосы и лицо.
Занавеси раздвинулись. Он увидел лице, большое, некрасивое. Толстый нос, широкий лоб. Карл заметить его не мог, да и смотрел только на Джилл. Повернулась ручка, дверь открылась, она переступила порог.