Смерть в облаках
Шрифт:
— Почему же вы не берете свой выигрыш?
— Но я ставила на шесть.
— Да нет же. Это я ставил на шесть, а вы — на пять.
Он был весьма привлекателен: белые зубы, смуглое лицо, голубые глаза, короткие курчавые волосы.
Джейн недоверчиво взяла выигрыш. Не ошибка ли это? Ей не верилось.
Неужто она случайно поставила на пятерку? С сомнением взглянула на незнакомца. В ответ он вновь улыбнулся:
— Все верно, — ободряюще сказал он, угадав ее состояние. — Оставите деньги на столе, и их тотчас заберет кто-либо, кто вовсе не имеет права
Вскоре, приветливо поклонившись, он ушел. Это было в высшей степени тактично с его стороны. Ведь иначе Джейн могла бы подумать, что он уступил ей выигрыш, лишь бы завязать знакомство. Но он оказался и впрямь славным и деликатным человеком... И вот в самолете его место оказалось перед ее креслом!..
Впрочем, все деньги были уже растрачены, промелькнули два последних дня в Париже (ах, как жаль, что последних!), и теперь домой...
А что дальше?..
«Надо ли загадывать, что будет потом, — остановила себя Джейн, — к чему зря тревожиться?»
Женщины, занимавшие друг друга болтовней, затихли.
«Дрезденско-фарфоровая» дама раздраженно разглядывала сломанный ноготь. Она позвонила и, когда перед нею остановился облаченный в белоснежное стюард, сказала:
— Пришлите ко мне мою горничную. Она во втором салоне.
— Слушаюсь, миледи.
Стюард, подчеркнуто услужливый, быстрый и знающий свое дело, исчез.
Тут же появилась темноволосая молодая француженка в черном строгом платье. Она принесла небольшую шкатулку с драгоценностями. Леди Хорбари по-французски приказала девушке:
— Мадлен, подайте мне красный марокканский ларчик.
Горничная ушла туда, где в хвосте самолета был уложен багаж, какие-то ящики и коробки. Вскоре девушка возвратилась с небольшим ларцом. Сисели Хорбари приняла от нее ларчик и отпустила служанку:
— Хорошо, Мадлен, это останется у меня. Ступайте.
Горничная удалилась. Леди Хорбари откинула крышку и извлекла из ларца пилочку для ногтей. Затем она долго рассматривала в овальное зеркальце свое лицо: то добавляла немного пудры, то освежала помаду...
Джейн презрительно скривила губы и занялась другими обитателями салона.
В кресле позади встретившихся в самолете дам сидел маленький иностранец, вежливо поменявшийся местом с одной из высокопоставленных леди.
Излишне тепло укутанный вязаным шарфом, он, казалось, дремал. Пристальный взгляд Джейн, видимо, потревожил его. Он взглянул на Джейн и снова сомкнул веки.
Рядом с ним сидел весьма импозантный седой мужчина. На коленях у него лежал раскрытый футляр с флейтой, куском замши мужчина любовно вытирал инструмент. Забавно, но он вовсе не походил на музыканта, скорее на адвоката или доктора.
Дальше разместились двое французов: один бородатый, уже в солидном возрасте, другой гораздо моложе, должно быть, его сын. Они коротали время, оживленно беседуя о чем-то и еще более оживленно жестикулируя.
Но все же внимание Джейн явно привлекал пассажир в голубом пуловере, тот, на которого она почему-то решила не смотреть.
«Глупо, нелепо
А занимавший ее мысли Норман Гэйль-человек в голубом пуловере размышлял: «А ведь она мила! Право же, чрезвычайно хороша! И, похоже, меня запомнила. Тогда она выглядела такой удрученной — все ее ставки проигрывали. И сколько же удовольствия принес ей тот выигрыш! Все же я верно поступил!.. Она так привлекательна, когда улыбается: здоровые зубы и крепкие десны... Черт возьми, а ведь я волнуюсь. Будь стойким, мальчик!»
Он обратился к стюарду, проходившему мимо:
— Я бы чего-нибудь съел. Нет ли у вас холодного языка?
Графиня Хорбари думала: «Боже мой, что же делать? Эта неожиданная беда, страшная беда. Я вижу лишь один выход. Только бы мои нервы выдержали. Смогу ли я это сделать? Смогу ли обмануть? Нервы не выдерживают. Это все кокаин. И зачем только я его приняла? Мое лицо ужасно, просто ужасно!.. И эта кошка, Венетия Керр, здесь, это еще ужаснее. Она всегда так смотрит на меня, будто я грязнуля. Попробовала зацапать Стивена — ничего не вышло. Только она его и видела! Ненавижу этих великосветских дам. Боже, что мне делать? Надо же что-то придумать! Старая ведьма выполнит свою угрозу...»
Сисели Хорбари достала из портсигара сигарету, вставила ее в длинный мундштук. Руки ее дрожали.
Всеми уважаемая Венетия Керр раздумывала:
«Ах, зловредная колючка! Вот оно что! Ну, ладно, допустим, она превосходно разбирается в обстановке, но ведет она себя самым неподобающим образом. Бедный старина Стивен... Если б только он сумел от нее избавиться!..»
И она в свою очередь также достала сигарету и прикурила от сигареты Сисели Хорбари. Стюард остановил ее:
— Извините, леди, здесь не принято курить!
— К черту! — парировала за нее леди Хорбари.
Мсье Эркюль Пуаро думал: «А она славненькая, вон та малышка. У нее решительный подбородок. Но что ее встревожило? Почему-то избегает взглядов того симпатичного молодого человека, что сидит впереди? А ведь она, кажется, знает его, да и он ее — тоже...»
Самолет заметно пошел на снижение.
«O, mon estomac», — простонал Эркюль Пуаро и решительно закрыл глаза. Рядом с ним д-р Брайант, чуткими пальцами лаская свою флейту, думал:
«Невозможно решиться. Я просто не в силах отважиться. Это столь ответственный шаг в моей карьере...»
Он нежно извлек флейту из футляра. Музыка... В музыке забываются все тревоги, все заботы. Улыбаясь, поднес флейту к губам и снова опустил. Pядом посапывал маленький человечек с усами.
Самолет вдруг так резко качнулся, что в глазах позеленело.
Доктор Брайант порадовался, что не страдает ни морской, ни воздушной болезнью. Мсье Дюпон-отец возбужденно закричал мсье Дюпону-сыну:
— В этом не приходится сомневаться! Все они ошибаются — немцы, англичане, американцы! Они неверно указывают даты изготовления древних гончарных изделий! Возьмем, к примеру, самаррские изделия...