Смерть в осколках вазы мэбен
Шрифт:
— Здесь?! — Я не могла удержаться от смеха. — В этом гадюшнике?
Илья обиженно закрыл рот и стал демонстративно смотреть в окно.
— К твоему сведению, — наконец выговорил он, — здесь все приведут в порядок.
— И кто же возьмет на себя нелегкую миссию по расчистке авгиевых конюшен? Неужто в наше время еще можно встретить Геракла?
— Опять ты за свое. Слова не можешь сказать, чтобы не съязвить, — снова вздохнул Илья. — А Геракл есть. Он наш спонсор, который весьма заинтересован в том, чтобы статьи о Диане появились.
— Зачем, Илья? Зачем
— Ничего. — Пошехонцев сжал рукой свой безвольный подбородок. — Я и сам, откровенно говоря, удивляюсь. Но в том-то и дело, что не такая уж мы бульварная газетенка. Интересные материалы у нас есть, насилием и кровавыми разборками грешим не больше остальных. К тому же Ирочка…
— Так пусть Ирочка и займется.
— Леда, ты меня не слышишь, что ли? Это должен быть материал в рубрике «Новости культуры». Расскажешь о моде в целом, потом перейдешь к нашему питерскому дому «North Wind», который занимает не последнее место среди европейских домов.
— Но и не первое, — фыркнула я.
— Потом напишешь о моделях нордвиндского дома, — гнул свое главный редактор, — особое внимание уделишь Диане.
— Как это — особое?
— Расскажешь о ней. Приведешь высказывания ее коллег, подруг, модельеров…
— Подруги у модели? — Я со злостью посмотрела на Пошехонцева. — Да они же друг друга съесть с потрохами готовы.
— Ее импресарио, менеджера, фотографов…
— Ее горничных, поваров, шоферов… — продолжила я.
— Но гвоздем программы, — Илья не обратил на мои слова никакого внимания, — будет интервью с самой Дианой..
— И дива захочет со мной говорить? — не удержалась я от издевки.
— Захочет, можешь не сомневаться. Ну что?
— Нет слов. По крайней мере приличных.
— Так ты согласна? — Илья с радостным сомнением воззрился на меня. — Согласна?
— Согласна, черт с тобой, куда же мне деваться. Но только с одним условием.
— Хоть с тысячей. — Илья вскочил со стула и, радостно потирая руки, пробежался по кабинету, пиная на ходу пустую банку из-под пива «Балтика № 9».
— Ты не понял, Илья, — попробовала я умерить его радость. — У меня действительно есть условие.
— Какое? — Пошехонцев немедленно придал физиономии подобие серьезного внимания.
— После статей об этой… — ну, сам понимаешь — я хочу написать материал, но только о ком или о чем сама захочу, безо всяких предварительных советов с тобой. И ты эту статью примешь. Примешь, — я сделала выразительный жест, — безо всяких кривляний и ссылок на то, что это не пойдет.
— А о чем будет статья?
— Пока не знаю. Но только на этих условиях я согласна писать о модели. Ты понял?
— Понял. Знаешь, Леда, — он снова протиснулся за свой стол, — твои требования не так уж и непомерны, — он задумчиво посмотрел на меня, — Материал у тебя всегда интересный, поэтому с моего благословения пиши о чем хочешь. Но после того, как выйдут статьи о Диане. Когда будет готово интервью с ней, причем приличное.
— Вот в этом,
— Договорились. У меня все. Если никаких вопросов больше нет, то позови мне, пожалуйста, Лилию.
Пошехонцев сделал вид, что снова занялся разглядыванием красоток в журнальчике, а я направилась к двери.
Перерыв на обед разогнал моих коллег, никто не стучал по клавиатуре, стало тише. Журналисты разбрелись кто в буфет, кто в курилку. Некоторые образовали группы и пили кофе. Компания из четырех человек в уголке мирно, по-домашнему, перебрасывалась в картишки. Ничего удивительного, каждый использует свой законный перерыв, как ему больше нравится.
— Как успехи? — спросил меня вечно шмыгающий носом Кирилл Волоснов, поднимая голову от толстой растрепанной книги.
— В смысле? — Я приостановилась.
— Как Илья отреагировал на твой материал? — Кирилла ничуть не смутил мой недовольный тон.
— Как муж, с которым живешь уже давно.
— То есть?
— Когда предлагаешь одно и то же, оно приедается, хочется молодого, упругого и умелого тела на все согласной путаны.
— Леда, ты чего? — Кирилл с искренним недоумением уставился на меня, даже носом шмыгать перестал.
— Ничего. Наш главный в восторге от моих материалов, но теперь он хочет, чтобы я писала о моделях.
— О каких это? — тут же встрял Семен Гузько. — Модели — это же клево!
— Для тебя, Семен, не сомневаюсь, что клево. Даже суперклево. Вот только вся эта публика не для меня.
— Не вынесла, значит, душа эстета… — гнусовато произнес Гузько. — А чем они тебе так не нравятся? Балдежные ведь девочки.
— Семен, — меня прорвало, — ты можешь писать о них сколько тебе влезет, ты можешь исходить слюной или облизывать их глянцевые портреты с ног до головы, ты можешь даже мастурбировать, глядя на их фото, закрывшись в сортире, но я-то здесь ни при чем, меня их прелести не возбуждают!
— Ладно тебе, Леда, успокойся. — Гузько, неравнодушный ко всякого рода женским прелестям, поутих. — Ничего ведь страшного.
— Точно, — тут же поддержал его Волоснов. — Сделаешь статейку, ну две, и пиши потом о композиторах и балетмейстерах.
— Балетмейстерах? — Я посмотрела на Кирилла.
— Ага, — радостно закивал он, обнажая в улыбке неровные желтые зубы. — Тут в твое отсутствие Михайловский звонил, за статью благодарил, на ужин звал.
— Треплешься? — Я начала понемногу успокаиваться.
— А вот и нет, — возмутился Волоснов, вытирая под носом и призывая в свидетели подходящих коллег. — Все свидетели, что этот танцор-мен тебе звонил, рассыпался в благодарностях, приглашал сходить кое-куда. Очень жалел, что тебя нет, просил позвонить ему, когда появишься.
Коллеги, слушая разглагольствования Кирилла, согласно кивали головами.
У руководителя Санкт-Петербургского мужского балета Валерия Михайловского я брала интервью полтора месяца назад. Статья только успела появиться, как балет отправился на гастроли во Франкфурт. А сейчас, стало быть, вернулся.