Смерть в озере

Данфорд Кэролайн

– Конечно! Это очень мило и приятно, спасибо! – И Бертрам расплылся в улыбке. Как и Риченда, он с благодарностью реагировал на любую похвалу. Их детство было далеко не идеальным.

Вот так и прошел еще один канун Рождества. Я подумала о своей семье и написала им очень длинное письмо.

Вечером Мерри вернулась с легким ужином, но в этот раз остаться не смогла:

– Лорд Стэплфорд сейчас сам не свой, точно кот на раскаленных кирпичах. Этот Гилберт Баркер принес из «Петерфилда» важные новости.

– Какие?

– А мне какое дело, – только и ответила Мерри. – Вернулся Меррит, так что я собираюсь пожелать ему очень, очень веселого Рождества!

Глава 4

«Забыть

ли дружбу старую» (к сожалению, не всегда получается, как ни старайся)

[4]

Несколько дней между Рождеством и Новым годом тянулись очень медленно. Для остальных же они пронеслись незаметно. Слуги суетились, завершая приготовления к новогоднему приему. Нужно было открыть и проветрить каждую спальню, а оставшиеся гости, как сообщила Мерри, разместятся в небольшой гостинице неподалеку.

4

Первая строка из шотландской песни «Auld Lang Syne» (1788 г.) на стихи Роберта Бёрнса. Вскоре петь ее в канун Нового года стало традицией и в Шотландии, и в других странах. – Прим. пер.

– Да этот дом никогда такую прорву народа не видывал, – беспокоилась она, придя ко мне за подносом после утреннего чая. – Очень надеюсь, что пол в бальном зале выдержит. Насколько я знаю, его даже ни разу не опробовали. А миссис Дейтон не знает, в раю она или в аду – в кои-то веки купили все самое лучшее, денег не жалели. Но и работы у нее теперь выше крыши! Даже будет некоторые десерты золотыми листочками украшать.

– О нет, – удивилась я. – Золото же не едят!

– Ну выглядит-то точно как золото. Тончайшее, словно папиросная бумага. Нужно очень-очень бережно накладывать сверху.

– Что за расточительство, – вздохнула я.

– А как ты думаешь, оно… э-э-э… выходит с другой стороны?

– Фу, Мерри, не после завтрака же! И понятия не имею. Зачем Стэплфорду все это нужно?

– Сумасброд, – пожала плечами Мерри. – Кстати, об этом. Риченда уже купила тебе бальное платье? – лукаво подмигнула она.

Я скорчила гримасу в ответ.

– Ричард запретил мне появляться на вечере, так что ей и не пришлось – и слава богу.

– Да, невзлюбил он тебя.

– Это взаимно, – заверила ее я. – Не могу дождаться, когда мы наконец уедем. – Позже я еще пожалею об этом поспешном заявлении.

Мерри выглядела задетой.

– А я была рада, что ты вернулась.

– Мне тоже приятно, что мы снова можем видеться. Может, когда Риченда выйдет замуж, вы с Мерритом могли бы перейти на работу к Мюллеру?

– Я поверю в эту свадьбу, только когда увижу кольца на пальцах у обоих, – отмахнулась Мерри. – Ты знаешь, что газеты окрестили ее «роковой невестой»?

– Ни в одной из моих газет такого не упоминалось.

– Ну, если эта свадьба не состоится, даже твои светские газетки ее так назовут, – ехидно заявила Мерри и убежала.

Ричард был решительно настроен отрицать мое существование, и, вероятно, я должна была чувствовать обиду, но, сказать по правде, меня это не волновало. Я могла проводить время с Бертрамом и видела Риченду реже, чем в поместье Мюллера, что стало большим облегчением. Я даже задумалась, а оставит ли она меня своей компаньонкой. Мне нужна была эта работа, но четырнадцать или больше часов в день с Ричендой оказывали на разум отупляющее воздействие. Я знала, что ее интересовало суфражистское движение, судьба падших женщин и даже распространившееся увлечение духовными практиками, но, похоже, это все осталось в прошлом. Временами

она бывала даже остроумной, но в последнее время решила стать хорошей женой и настоящей светской леди. А женщине, даже если она леди, не пристало быть умной, как сказала бы матушка. «Ум девушке нужен не больше, чем пара копыт» – любимая ее фраза. Судя по всему, Риченда собиралась последовать примеру и от использования ума отказаться. Теперь она говорила только «Ганс этим займется» или «Ганс скажет, что с этим сделать». Я очень уважала мистера Ганса Мюллера, но из-за этого желания стать идеальной женой Риченда стала скучной и утомительной. С другой стороны, в их семье произошло столько убийств и скандалов, какое я имею право досадовать, что Риченде хочется нормальной жизни?

Ох. Придется это признать. Мне было скучно. Господь свидетель, я не хотела снова наткнуться на мертвеца, но немного волнения или требующая решения загадка были бы очень кстати. И снова позже я пожалею об этих словах: «Будь осторожен со своими желаниями».

Наступил канун Нового года. У меня была припасена хорошая книжка, камин растоплен на славу. Мне удалось убедить Риченду не надевать ярко-желтую ленту для волос к платью в сине-малиновую клеточку – наряд и сам по себе достаточно эпатажный, и я порадовалась, что Ганс не смог приехать. Все-таки есть предел терпению помолвленного мужчины, потом его ничто не удержит от переселения на континент. Без ленты такое платье говорило о необычном вкусе его обладательницы, но хотя бы уже не угрожало пищеварительному процессу гостей. Я также последовала совету Бертрама запереть дверь, поэтому в целом чувствовала себя спокойно и уверенно. Мне принесли ранний ужин, так что до самого утра первого января можно было никого не видеть.

Я как раз добралась до захватывающей сцены в романе: героиня одной рукой цеплялась за уступ, помощи ждать было неоткуда, и вдруг кто-то постучался ко мне. Часы показывали десять вечера. Ужин давно закончился, и приглашенные, похоже, рыскали по дому в поисках освежающих напитков. Так что я проигнорировала звук. Но незваный гость отличался настойчивостью. Стук стал громче.

– Боюсь, вы ошиблись комнатой, сэр, – отозвалась я. Вряд ли даже снедаемая любопытством женщина будет ломиться в запертую спальню.

– Откройте, Эфимия.

Голос звучал приглушенно, и обладателя его было не различить.

– Уходите, – коротко посоветовала я.

– Ну же, мисс Мартинс, – громко позвал голос.

Подскочив на кровати, я бросилась к двери и распахнула ее. Никто в этом доме не должен знать моего настоящего имени.

На пороге, прислонившись к косяку, стоял лорд Милфорд, также известный как Фицрой.

– Вы, – процедила я так холодно, как только смогла. Милфорд-Фицрой служил правительству Его Величества и занимался решением деликатных политических вопросов. Он знал и мое настоящее имя, и моего дедушку графа. И как профессионал он же не может быть настолько глуп, чтобы кричать мое имя при всех. Так я ему и сказала.

– Я не пьян, Эфимия, – усмехнулся он. – Мне нужно было привлечь ваше внимание.

– Вам это удалось – но ненадолго.

– Не надо так, Эфимия. Наденьте вечернее платье. Вы пойдете со мной в зал.

– Лорд Стэплфорд меня не приглашал.

– Лорд Стэплфорд может катиться к чертям, – благожелательно улыбнулся Фицрой. – Вы будете со мной.

– И почему же я должна согласиться? – язвительно осведомилась я.

– Потому что я должен кое о чем вас попросить. И не говорите, что у вас нет платья. По моей информации, то, что вы носили в поместье Мюллера, прекрасно подойдет. – Фицрой усмехнулся еще шире и выразительно поднял бровь. – Я знаю вас, Эфимия. Только ради меня вы вниз не спуститесь. Зато ради возможности потанцевать с вашим обожаемым Бертрамом…