Смерть в пионерском галстуке
Шрифт:
– Я налью, – предсказуемо подскочил Демид.
– И Соне тоже, – распорядилась Яна, устраиваясь на одной из низеньких облупленных гимнастических скамеек, которые приволокли откуда-то Дмитрий Артемович с Киселевым и Славиком.
Валя, до этого молча наблюдавшая за происходящим, подскочила, небрежно отставив в сторону кружку. Точнее, почти отшвырнув. Та опрокинулась набок, перекатилась, расплескивая остатки чая, но Валя не обратила внимания, обогнула край скамейки, направилась прочь
– Ты куда? – нагнал ее вопрос инструкторши.
Силантьева никак не отреагировала – все так и подумали, что уйдет, не ответив, – но, сделав еще шаг, обернулась, бросила короткое и резкое:
– В корпус. Мне надо.
Никто не стал ее останавливать или подробней расспрашивать, даже Настя. Ну надо и надо, в корпус так в корпус. Да пусть идет. Но буквально через минуту раздался громкий визг.
Все мгновенно сорвались с мест. Валя – не Рыжий, не стала бы притворяться и прикалываться. Значит, действительно что-то случилось. Правда, пока неслись к ней, никто так и не предположил что. Силантьева просто торчала на месте, чуть приседая, переступала с ноги на ногу, то взвизгивала, то всхлипывала и трясла руками, словно вляпалась в какую-то гадость.
Настя подбежала к ней первая, прямо со спины ухватила за плечи.
– Валь, что с тобой?
Силантьева сморщилась, задергалась и опять затрясла руками.
– Там птица. Дохлая. Мерзость какая.
Кошкина выдохнула чуть слышно:
– Вот дура. – И бесстрашно шагнула вперед.
За ней двинулись Демид, Рыжий, Соня, остановились, чуть не дойдя, выстроились полукругом, уставились под ноги.
Возле деревянной стены, под окном, действительно лежала птица, чуть взъерошенная, с приоткрытым клювом, между створками которого виднелся тонкий язык, и помутневшими невидящими глазами. Похоже, и правда неживая. Крылья раскинуты в стороны, и на фоне ярко-зеленой травы она смотрелась как большой белый крест.
Соня подергала Кошкину за рукав и, когда та повернула к ней лицо, произнесла шелестящим шепотом:
– Чайка.
– Чайка. Ну и что? – прозвучало возле самого уха.
Слишком неожиданно, да еще и в такой момент. И сейчас Соня действительно вздрогнула. Наверное, именно поэтому у нее и вырвалось независимо от воли:
– В дневнике тоже написано про чайку. Что она висела на дереве. Мертвая.
Кошкина предупреждающе ткнула ее в спину, но поздно. Во всех отношениях поздно. Соня уже сама поняла, что сболтнула лишнее, и слова уже вылетели, не вернешь, и все их прекрасно услышали.
– Вот зачем мы сюда поперлись? Вот зачем? – еще сильнее завелась Силантьева. – Лучше бы на месте остались, как я говорила. А здесь действительно дичь какая-то. Там все правильно написано. Дичь
Настя опять подскочила к ней, опять ухватила за плечи.
– Валя. – Тряхнула легонько, повторила громче: – Валя! А ну успокойся. Что еще за истерика?
Силантьева вскинулась, сузив глаза, с неприязнью воззрилась на инструкторшу и, будто только что поняв и осознав, выкрикнула ей прямо в лицо:
– Это вы! Вы нас сюда завели. Специально. – Она резко передернула плечами, избавляясь от державших ее рук, отшатнулась от Насти. – Только вы сюда хотели, а больше никто не хотел. Зачем? Вот зачем? – Валя опять чуть присела, с досадой и злостью ударила себя кулаками по ногам. – Долбаный поход. Лучше бы я дома сидела.
Кошкина, не выдержав, подступила к ней.
– Валь, ну хватит. Это всего лишь…
Но Силантьева и ее оттолкнула, выкрикнула, перебив:
– Ты! Ты тоже. Отвали от меня. Вечно тебя куда-то несет. А я думала, мы подруги.
– Это-то тут при чем?
– Ну всё, всё! – неожиданно встрял Дмитрий Артемович, подошел, сочувственно изогнув брови, миролюбиво и благостно завел, как только он умел: – Ну что ты, правда. Ничего ведь особенного не случилось. – Положил ладонь Вале на плечо, наклонившись, заглянул в лицо. – Всякое же бывает. Ничего страшного.
И, как ни странно, на него орать Силантьева не стала и отскакивать не стала. Может, потому что он единственный из всех казался по-настоящему убедительным и надежным и на самом деле умел уговаривать.
Отведя руку за спину, Дмитрий Артемович замахал ей, давая остальным понять, чтобы расходились и не мешали. Настя гордо вскинула подбородок, поджала губы и первой двинулась прочь. Ребята тоже отошли.
– Макс, это опять ваши шуточки? – Кошкина грозно глянула на Рыжего.
– Какие шуточки? – озадачился тот, на всякий случай отступил опасливо.
– Пока мы в корпусе были, дохлую птицу нам в окно швырнуть.
Соня тоже вспомнила, что, когда они сидели в комнате и рассматривали дневник, что-то с силой ударило в стекло, прежде чем Рыжий завопил «Идите сюда!».
– Почему сразу я-то? – возмутился он.
– А сам не догадываешься? – въедливо заметила Соня.
– Это не мы, – вступился Киселев. – Да и где бы мы эту чайку взяли?
– Да кто вас знает, – прищурилась Кошкина. – Вечно где-то шаритесь.
– А сами-то, – с вызовом напомнил Рыжий. – Что у вас там за дневник?
– Не твое дело, – отрезала Соня, но Яна почему-то ее не поддержала.
– Дневник как дневник, – она вытащила тетрадь из-под майки. – В комнате нашли, в тайнике за плинтусом. Похоже, он там давно лежал. Еще с тех времен, как лагерь работал.
Конец ознакомительного фрагмента.