Смерть в прямом эфире
Шрифт:
— Допустим, я вам верю. — Попов выдержал паузу. — Какие документы я могу положить на стол президента?
— Никаких, — ответил Гуров. — Никаких документов не существует. Лишь мое чутье сыщика и теоретические выкладки. Стрелял человек маленький, доказать его вину трудно, но стоит мне двинуться по этому пути, как меня пошлют в командировку на Сахалин. А вы представляете, сколько людей могут убить по дороге на Сахалин? Слава Богу, я веду розыск практически один, у меня трое подчиненных, никто ничего не знает. Почему не раскрыто ни одно заказное
— Простите, полковник, вы давно были у врача? Я не хочу сказать, что вы больны. Но при вашей работе естественно переутомление, могут появиться навязчивые идеи. Один ваш приход ко мне, человеку совершенно стороннему от криминала, чего стоит.
Гуров воспользовался предлогом и поднялся. Он свое дело сделал, пора закругляться.
— Вы мне советуете к врачу обратиться? Благодарю! Только вы не удивляйтесь, когда нас отстреливают, а убийц не находят. — Он поклонился и пошел к двери. — Все сыщики либо уволились, либо в дурдоме сидят.
— Вы меня неправильно поняли! — Попов поднялся.
— Мой труп будет на вашей совести, я об этом позабочусь, — и Гуров вышел. К нему тут же подошел охранник.
— Документы! Как вы попали в кабинет?
— Ногами вошел, мудак херов. А документы следует спрашивать, когда человек входит, а не выходит. — Он вновь открыл дверь. — Валентин Николаевич, подтвердите, что я не нанес вам никакого ущерба, а то ваша охрана всполошилась.
— Все в порядке! — крикнул Попов. Гуров хлопнул охранника, где у того лежал пистолет:
— Скажу, чтобы тебя выгнали курятник сторожить. Пока ты развернешься, я из тебя клоуна сделаю, — и вышел в коридор.
Через несколько шагов он столкнулся с приятелем, генералом контрразведки Павлом Кулагиным, взял его за локоть, кивнул на топтавшегося за спиной охранника:
— Привет, Павел, твой разгильдяй?
— Нет, — генерал рассмеялся. — Управление охраны.
— Скажи, чтобы выгнали. Извини, тороплюсь.
Через полчаса он был уже в своем кабинете, смотрел в лукавые глаза Станислава, на флегматичное лицо следователя прокуратуры и еще на двух оперативников, заимствованных из охранного бюро, с которыми сотрудничал уже не первый год, Валентина Нестеренко и Григория Котова. Они были неразлучные друзья, причем один антисемит, а второй еврей. На эту тему они постоянно дискутировали.
— Лев Иванович, признайся, как тебе удалось девицу расколоть? — вопрошал патетически Станислав. Кивнув в сторону Гойды, продолжал: — Игорь давно не мальчик, но не сумел. А ты выехал на полдня — и в дамки.
— Станислав, тебе не понять, — ответил Гуров. — Могу лишь сказать, я не употребляю менговские выражения типа "расколоть". Мы доверительно поговорили, и девушка не сочла нужным скрывать. Да, я дал ей слово, что о нашем разговоре никто не узнает, так что забудьте. Получены агентурные данные — и конец связи.
— Авилов Юрий Сергеевич, — прочитал Станислав лежавшую перед ним справку.
Восемь лет назад сидел за разбойное нападение, —
— У Белорусского вокзала, — продолжил Гуров. — И я его отлично помню, собирался в свое время вербовать, мы тогда еще в МУРе пахали. Интересная история, банально, но мир действительно тесен. Григорий, Валентин, завтра спозаранку двигайте к Белорусскому вокзалу и соберите мне о парне все возможное и невозможное. Прошу всех, прокуратуру особенно: о том, что мы зацепились, никому ни слова.
— А Петру Николаевичу? — ехидно спросил Станислав.
— А Петр Николаевич, дорогой мой, будет спрашивать у меня, а не у тебя. Повторяю, никому. Сами забудьте. Разрабатываем парня, так как мы многих разрабатываем. Никаких двусмысленных ответов типа "поезд тронулся" или "спросите полковника Гурова". Ничего нет и не предвидится, а Гуров деспот и самодур.
— Хорошие слова, надо запомнить, — пробормотал Станислав.
— Ты сначала научись их выговаривать, затем раскрой словарь, узнай, что они означают, — Гуров отчего-то рассердился. Тут же понял: оттого, что обещал Нине молчать, но слово не сдержал. А как он мог не сказать, когда вся группа знала, куда и зачем он поехал?
Увидев, что друг не в настроении, Станислав взял инициативу на себя.
— Мы можем быть убеждены, что убийство совершил Авилов, но доказательств у нас ноль целых. Так? — Он взглянул на следователя прокуратуры.
Гойда лишь хмыкнул и пожал плечами, считая вопрос риторическим.
— Мы, конечно, можем предъявить его фотографию видевшим его в коридоре сотрудникам. Допустим, они его опознают и подтвердят это на допросах и очных ставках. Легенда у него, естественно, готова, он объяснит, зачем приходил на телевидение, — продолжал Крячко.
— Но пропуск на него не заказывали, не выписывали, как он прошел, неизвестно, — заметил Григорий Котов.
— Какое-то объяснение у него заготовлено.
— Необходимо проверить, возможно, он работает на ЦТ, — сказал Гойда. — Рабочим, сантехником, и у него просто имеется служебный пропуск. Пистолет он, конечно, выбросил. Выстрел очень профессиональный, человек должен был тренироваться.
— Взять его под наружное наблюдение. Но Лев Иванович не хочет обнародовать, что мы вышли на какой-то след, — сказал Нестеренко. — Тогда заказ наружки никак не объяснить.
— Не говорите глупостей, — поморщился Гуров. — Допустим, он тренировался. Но после убийства он в тир не пойдет, с заказчиком встречаться не будет, наблюдение за ним сегодня совершенно бессмысленно.
Зазвонил телефон, Станислав снял трубку и, пародируя Гурова, сказал:
— Слушаю вас внимательно.
— Здравствуй, Станислав, Кулагин беспокоит. Начальнику не подражай, не получается.
— Здравия желаю, господин генерал! — весело ответил Станислав. — Чем можем быть полезны доблестным контрразведчикам?