Смерть в театре «Дельфин»
Шрифт:
— Запиши, — посоветовала она. Перигрин записал.
— Есть ещё один момент, — сказал он. — По поводу вчерашней ночи. Помнишь, когда я стоял в передней части здания, а ты шла от служебных помещений… Мальчишка замяукал и хлопнул дверью. Примерно тогда я и подумал о «Вишнёвом саде»… то есть не подумал, а так, в голове мелькнуло.
— О «Вишнёвом саде»?
— Да. И о мисс Джоан Литтлвуд.
— Забавная смесь. Она же тут ни при чем.
— Да, конечно. Эх, если бы я мог вспомнить… Ах да. Там сразу всплыла какая-то цитата… «Исчезла вместе с… запахом духов и…»,
— Может быть, это как-то связано с Тревором или Джоббинсом?
— Наверное…
— Лучше не пытайся вспомнить, тогда наверняка всплывёт само.
— Ладно. Кончаю писанину. Интересно, Аллен ещё в театре?
— Позвони.
— Хорошо. А что это за свёрток, который ты таскаешь с собой целый день?
— Покажу, когда позвонишь.
Полицейский в «Дельфине» ответил, что Аллен в Скотленд-Ярде. Перигрин быстренько перезвонил туда и попросил связать его с Алленом.
Телефон разразился долгим звонком.
— Ну как? — спросил Аллен. — Чем-то запахло? Что вы говорите? Ничего нового?
— Да! — вдруг взревел в трубку Перигрин. — Я вспомнил! Я запишу. Да, да, да.
— Вы сейчас похожи на поп-певца. Хорошо. Я буду здесь ещё около часа. Представьтесь дежурному, и вас пропустят наверх. До свидания.
— Ты вспомнил? — воскликнула Эмилия. — Что? Перигрин рассказал, и тут она тоже вспомнила.
Он кинулся к своему отчёту и лихорадочно застрочил. Эмилия тем временем распаковала свой свёрток. Когда Перигрин закончил и развернулся в кресле, на него смотрел с акварельного эскиза напыщенный джентльмен. Чёлка была лихо взбита гребнем, усы топорщились, как стальная проволока, а слегка выпуклые глаза гордо смотрели из-под густейших бровей. Одет он был в сюртук на сатиновой подкладке, великолепный жилет и сверкал тройной цепочкой, бриллиантовой булавкой и массой колец. Ботинки тоже сверкали, а изящно изогнутая рука держала цилиндр. Джентльмен был ослепителен.
А позади него вырисовывался до боли знакомый фасад.
— Эмилия! Неужели это…
— Посмотри.
Перигрин подошёл поближе. Да, внизу рисунка шла потускневшая карандашная надпись: «Мистер Адольфус Руби перед театром „Дельфин“. Серия "Исторические портреты ", 23 апреля 1855».
— Это подарок, — сказала Эмилия. — При более благоприятных обстоятельствах он должен был украсить торжества по случаю полугодового юбилея «Дельфина». Я сперва хотела вставить акварель в подходящую рамку, а потом решила отдать её тебе прямо так, чтобы хоть немного поднять настроение.
Перигрин кинулся целовать девушку.
— Эй! Потише! — запротестовала она.
— Но где же, где, дорогая, ты достала её?
— Мне сказал Чарльз Рэндом, который случайно заметил акварель в каком-то магазинчике. Представляешь, ему она совершенно не нужна! Он не интересуется экспонатами моложе 1815 года. Поэтому она досталась мне.
— Боже, но это же не отпечаток, а оригинал! Знаешь, мы вставим его в самую замечательную рамку и повесим… повесим в самом подходящем месте. Как подпрыгнет
— Где он, кстати?
— Ему нужно уладить одно дело. По идее, он должен бы уже вернуться… Эмилия, знаешь, я и представить не мог, что расскажу кому-нибудь то, что собираюсь рассказать тебе. Прими это как комплимент. Ты знаешь, что натворил Джер?
И Перигрин рассказал Эмилии о поддельной перчатке.
— Он сошёл с ума, — слабо отозвалась Эмилия.
— Точно. Право, не знаю, как Аллен с ним поступит. А ты почему-то вовсе не удивилась.
— Я… да. Пока мы занимались реквизитом, Джереми мог говорить только о перчатке. У него была просто идея фикс. Заскок. Гарри как-то заметил, что, собственно говоря, ценность подобных вещей дутая. Если он собирался вывести Джера из себя, то ему это удалось. Он прямо посерел от злости. Я боялась даже, что дойдёт до драки. В чем дело, Перри? Я гадкая, да?
— Вовсе нет.
— Нет да, — покаянно сказала она. — Джер твой лучший друг, а я говорила о нем как о субъекте со странностями. Прости, пожалуйста.
— За что? Я прекрасно знаю его характер. И мне ужасно хотелось бы, чтобы он не сделал того, что сделал.
Перигрин подошёл к окну и отыскал взглядом «Дельфин» на том берегу реки. Всего шестнадцать часов тому назад по тесному зданию метался человек в смешном пиджаке. Всего шестнадцать часов… Перигрин перевёл взгляд на улицу. От моста двигалась рыжая голова над широкими плечами. Уши торчали, как ручки кувшина.
— Вон он идёт, — сказал Перигрин. — Похоже, его решили не арестовывать.
— Я ухожу.
— Ничего подобного. Мне все равно надо завезти отчёт в Ярд. Мы выйдем вместе, я возьму машину и отвезу тебя домой.
— Ну конечно, других дел у тебя нет. А кто будет звонить и улаживать всякую всячину? Кстати, как там Тревор?
— Пока без перемен. Зато большие сложности с его мамашей. Её интересует компенсация. Слава Богу, об этом пускай голова болит у Гринслэда и Уинти. Мы готовы сделать все и гораздо больше, однако её ничем не насытишь.
— О, Господи!
— А вот и Джер.
Мистер Джонс выглядел довольно бледно.
— Извини, я не знал, что ты… О, привет, Эм.
— Привет, Джер.
— Я рассказал ей, — сообщил Перигрин.
— Огромное спасибо.
— Не стоит.
— Джереми, честное слово, тебе не надо беспокоиться о том, знаю я что-нибудь или нет.
— А я и не собираюсь беспокоиться, — ответил он звенящим шёпотом. — Вам обоим, конечно, в диковинку, что меня отпустили, отругав, как последнего мерзавца.
— Мы не столько удивлены, сколько обрадованы, — поправил Перигрин. — Где она?
— В Ярде.
Джереми стоял, засунув руки в карманы, и явно ждал нападения.
— Тебе не понадобится машина, Джер? Я собираюсь в Ярд, — сказал Перигрин и объяснил зачем.
Джереми ответил, что машина в его распоряжении, и добавил какую-то колкость.
— Он в ярости, — сказала Эмилия, когда они шли за машиной.
— Слава Богу, что не в каталажке.
Аллен положил отчёт Перигрина на стол и похлопал по нему рукой.