Смерть в Занзибаре
Шрифт:
Это был тот самый листок бумаги, который упал ей на юбку, когда она стояла на коленях у тела Миллисент прошлой ночью, и который она, не думая, скомкала и сунула в карман. Но это было и нечто большее. Это было доказательство убийства.
В голове ее, словно граммофонная пластинка, крутился фрагмент разговора прошлым вечером: «Что третье?» – «Конечно убийство, дорогая. Бог троицу любит…» Вот и получилась троица. И еще покушение на четвертое – на ее убийство. Потому что записка была и закончена, и подписана. Она была напечатана на ее пишущей машинке – машинке мисс Китчелл и подписана ее
Давящая смесь тошноты и ледяного страха охватила Дэни, приглушив лунный свет и звуки обычных небрежных голосов. Она словно попала в ужасную липкую паутину, и, как бы она ни крутилась и ни дергалась, ей из нее не вырваться, потому что всегда найдется еще одна нить, поджидающая ее, чтобы мягко и пугающе обвиться вокруг нее, до тех пор, пока она не окажется спеленатой и беспомощной.
Ее охватила истерия, желание вскочить на ноги и кричать, кричать и кричать, как это делала Гасси. Пробежать по террасе сквозь лунный свет на белую пыльную дорогу и продолжать бежать, пока не свалится. Она подавила это желание, впившись ногтями в ладони и закусив губы до крови. И тогда из тумана появилась рука и накрыла ее руки. Рука из плоти и крови, твердая и реальная в зыбкой нереальности, рука, успокоившая кружащийся мир и вернувшая ей в какой-то мере рассудок.
Туман рассеялся, и луна снова ярко светила, а перед ней стоял Лэш, своим телом загораживая ее от остальных семи сидящих на террасе.
Он сказал:
– Пойдемте прогуляемся по пляжу. У меня не было возможности обменяться с вами хотя бы словом за целый день, а мне хотелось бы обсудить с вами пару вещей. Вы меня извините, Лоррейн?
Он не стал дожидаться разрешения, а, подняв Дэни на ноги, просунул ее руку себе под руку и, крепко держа ее, повел через террасу, а затем вниз по лестнице в чернильно-черную тень под деревьями сада, где начал говорить о делах и об именах, которые были ей совершенно неизвестны; продолжая этот разговор, они прошли по темной, полной аромата цветов дорожке и, выйдя из сада через дверь в обращенной к морю стене, направились по крутой каменистой тропинке к берегу.
Пляж был совершенно пуст, ничто на нем не двигалось, если не считать тихого шелеста прилива и множества маленьких крабов, сновавших, словно привидения, туда и обратно, столь же бесшумно, как мотыльки. С каждого конца пляжа стояли скалы: высокие утесы из изъеденных ветрами и размываемых водой кораллов, которые темнели на фоне залитого лунным светом неба, отбрасывая остроконечные тени на белый песок. Но Лэш обошел их и, выйдя на открытый пляж, остановился рядом с границей прилива, где никто не мог бы подойди к ним незамеченным и подслушать их.
Ослабив хватку вокруг Дэниной ладони, он повернул ее к себе лицом, но не понизил голоса и не сделал какой-либо попытки изменить его звучание, так что кто-то, кто наблюдал бы за ними из тени, мог предположить, что он просто продолжает тот разговор, который он начал в саду.
– Что случилось, солнышко? Что было на этой бумаге? Кто-то написал вам анонимное письмо?
Дэни без слова протянула ему записку и увидела, как его черты становятся жесткими и незнакомыми по мере того, как он ее читал.
Спустя несколько
– Кто-то подложил ее вам в карман?
– Нет, – ответила Дэни шепотом. – Я нашла ее вчера ночью. Она была на веранде… около… рядом с мисс Бейтс. Она, видимо, держала ее в руке, когда… Я сунула ее в карман и даже не вспоминала до того… до того, как сейчас почувствовала ее и вынула, и… прочла.
Лэш долгое время молчал, глядя на обрывок бумаги в своей руке, и наконец Дэни сказала:
– Это не значит… то, что я думаю, нет?
– Да, – сказал Лэш, все так же тихо, даже не делая вида, что не понял ее; его голос странно контрастировал с неприятной гримасой на его лице и его сжатыми кулаками.
– И что нам теперь делать? Вы… вы собираетесь сказать об этом полиции?
– Не знаю. Мне придется обдумать это. Что вы сделали с машинкой? Где она?
– В моей комнате.
– Тогда это, по-видимому, напечатано не на ней; это уже лучше.
– На ней, – сказала Дэни прерывающимся голосом. – Я подумала, что один из слуг просто побаловался с ней – крышка сидела не так, как надо, и в ней был обрывок бумаги: вторая половинка от этого листа.
– Когда это было? – резко спросил Лэш.
– Прошлой ночью, когда я пошла спать.
– Вы трогали ее?
– Да. Я опробовала машинку, чтобы проверить, в порядке ли она, и вынула бумагу. Она в корзинке для бумаг.
Лэш легонько вздохнул и выдохнул.
– Так что на ней будут ваши отпечатки пальцев. И они есть и на этом листке. Миленькая, аккуратная, ловкая, предусмотрительная ловушка. Господи, зачем я только втравил вас в эту историю?
Он бешено смял в кулаке клочок бумаги и отвернулся, слепо глядя на светящееся море, и Дэни увидела, как желваки ходят у него на щеках. Вполголоса, словно разговаривая сам с собой, он сказал:
– Мне нужно было отвести вас прямо в полицию – еще в Лондоне. Это могло оказаться несколько щекотливым, но не более того. Вместо этого я заставил вас связаться с сумасшедшим пьяным лунатиком, который…
Он сделал резкий отчаянный жест, и Дэни быстро сказала:
– Лэш, не надо! Это не ваша вина. Это я виновата, потому что не поняла, что вы… О, какое это имеет значение? Мы же можем пойти в полицию и сейчас.
Лэш быстро повернулся к ней лицом, глаза его выглядели пустыми от горечи.
– Нет, мы не можем. В этом все дело, проклятье! Нам нужно, чтобы смерть этой женщины – Бейтс – оставалась в документах как несчастный случай. Другой возможности выбраться из всего этого нет.
– Но, Лэш…
– Не может быть никаких «но»! – бешено прервал ее Лэш. – Конечно, возможно, я вел себя как форменный идиот, но я все-таки еще способен сосчитать, сколько будет дважды два, и получить правильный ответ. Эта дама была убита потому, что она слишком много говорила; и благодарение Богу, что этот клочок бумаги не был найден у нее или рядом с ней. Вас бы попросили объяснить это и еще пару других вещей. Например, как вторая половинка бумаги попала в вашу комнату, если вы не написали ее, и какого черта вы делали полностью одетая по крайней мере час спустя после того, как все пошли спать? Кстати, а чем вы занимались? Может, вы ее ждали?