Смерть выходит в свет

Энджел Хауэрд

– Перестань, Бенни. Неужто ты думаешь, что удар топором по голове единственный способ избавиться от вымогателя?

– То-то и оно, что этих способов сотни. Как только люди не избавляются от мерзавцев вроде Джорджа. Вот почему мне было так любопытно услышать от вас, что Джордж погиб от удара топором по голове.

– Если это ловушка, Бенни, то весьма и весьма жалкая.

– Никто не знал, как погиб Джордж. Это держали в строгой тайне.

Вы сами себя выдали, Норри. Я все никак не мог понять, откуда Лорке известно о Джордже. Оказывается, от вас. Не очень умно. Вы думали,

что это знают все, что кровавые подробности - ни для кого не секрет. Вы заблуждались.

– Ни один канадский прокурор не станет преследовать меня, имея на руках такие слабые улики. Все это курам на смех, Бенни. Слишком ничтожно.

– Не сказал бы. Мотив у вас был. Интересно, как старейшины "Последнего храма" посмотрят на ваше увлечение сатанизмом? Как к этому отнесется сенатор?

– Куперман, речь идет об убийстве.

– Ага. При таких высоких ставках логичнее всего посмотреть на происходящее как на игру. У вас был выбор: либо заплатить Джорджу, либо послать его на высокую сосну. Тут их, слава богу, хватает. У Джорджа тоже был выбор: помалкивать или болтать. Заплатив Джорджу, вы получали тот же плачевный итог, как и в случае отказа платить: что бы вы ни сделали, Джордж все равно мог растрезвонить по свету, что великий вождь новой церкви принимал деятельное участие в групповых попытках оплодотворить девственницу чертовым семенем. Не думаю, что у Джорджа был бы недостаток в газетах, дерущихся за эту историю. И вам оставалось лишь одно: заставить его умолкнуть навеки.

– Ты выставляешь меня каким-то чудовищем, парень. Как будто совсем не знаешь меня.

– Просто вас загнали в угол, Норри. У Джорджа была возможность до основания разрушить возведенное вами строение. Он догадывался, как много оно для вас значит, но недооценил вашу готовность пойти сколь угодно далеко ради сохранения нажитого.

Пэттен уставился на меня, и с минуту мы молча прислушивались к тихим больничным шумам. Одна из бутылочек на штативе капельницы забулькала.

– Вот что, Норри, у меня нет никаких улик, помимо тех, о которых я вам рассказал. Я уверен, что на Литтл-Краммок на меня покушался Джордж, а не вы, - я закинул ногу на ногу и попытался скорчить глупую мину.
– Не думаю, что местные легавые поверят мне, но вы понимаете, что и для протокола, и ради чистой совести я обязан принять все меры. Даже если надо мной посмеются. Черт, после того, как Алин стреляла в вас, ваша вина уже не так велика.

Я протянул руку, и после секундного колебания Пэттен пожал её гораздо крепче, чем можно было ожидать от человека в его состоянии.

– Пока, парень. Не принимай близко к сердцу, всех нас иногда высекают. В этом деле все с самого начала было против тебя. Ни свидетелей, ни отпечатков, железное алиби. Лорка и ребята подтвердят все, что я скажу. Понимаешь, я ведь не мог позволить этому придурку гадить мне, причем как раз в те времена, когда я должен был сидеть тихо. Ты на меня не в обиде, Бенни?

– Нет, если это взаимно.

– Черт возьми, не забывай: смерть окупится победой. Промысел божий не может прерываться.

– О, да будет так. Да будет так.

Гловер, Лепаж и охранники открыли дверь. Растолкав их, в палату ворвалась

сиделка.

– Вон!
– Гаркнула она.
– Вон!
– Я проворно шмыгнул за койку.
– Этому больному противопоказаны посещения. Мне даны указания!

– Мы из полиции, - ответил Лепаж, тихо, но властно отметая все полученные сиделкой указания.

– Да хоть вы сам папа римский. Доктор Суми сказал: никаких посетителей. А значит, ни полицейских, ни пожарников, ни страховых агентов.

– Хорошо, я ухожу, - заявил я, всячески делая вид, будто стараюсь не шуметь. В дверях я оглянулся и сказал Пэттену: - Кстати, я знаю, чье лицо было за окном. Это был не черт, а, наоборот, почти ангел. Ваш дядюшка Дик. Ну, до встречи.

Пэттен свирепо зыркнул на меня сквозь треугольное окно, образованное туловищем сиделки и её упертой в бедро рукой.

Мы шли по коридору. Я вслушивался в отголоски наших шагов и вдруг поймал себя на том, что проникся расположением к Пэттену. Возможно, потому что мог как угодно возить его носом по шахматной доске. Или влюбился в лицо, которое так часто видел по телевизору. Наверное, в глубине души я сноб. Я не забыл статью 212 уголовного кодекса, не запамятовал, что, согласно положениям этой статьи, Джордж Маккорд - жертва убийства. Но правда была налицо: мне нравился Пэттен, а Джорджа Маккорда я всегда недолюбливал.

Сержант Лепаж завел Гловера в свободную палату за углом коридора. Чтобы не заблудиться, я пошел за ними.

"... Никто не знал, как погиб Джордж. Это держали в строгой тайне. Вы сами себя выдали, Норри. Я все никак не мог понять, откуда Лорке известно о Джордже. Оказывается, от вас. Не очень умно..." Это был мой голос, который почему-то немного смахивал на голос моего брата.

– Что это, Гарри?

Гловер и Лепаж повернулись ко мне.

– Ах, да. Я хотел сказать вам об этой подставке по пути, но вы не дали мне и рта раскрыть. Я подумал, что вам удастся разговорить его. Это и впрямь удалось.

– Грязная игра, Гарри.

– Не терпится дослушать до конца.

– В суде это вам мало что даст.

– Вы что, вдруг взяли и перебежали на сторону противника?

– Мистер Куперман, не надо пенять на Гарри, - сказал Лепаж.
– Боюсь, это моя вина, я его подговорил. Понимаете, нам только что выдали это оборудование, и мне не терпелось его опробовать. Да, Гарри, пока не забыл. Распишись на кассете. Уж больно тяжело протащить такую улику через суд. Сержант сунул Гловеру прозрачную авторучку, и тот поставил подпись на кассете. Лепаж присовокупил и собственный росчерк.

– У меня такое чувство, словно мною пользовались.

– Но ведь вы сумели вызвать у него словесный понос, не так ли?

– Скорее тихое "пук".Черт возьми. Ладно, теперь вам известно об этом деле не меньше моего. Вы не знаете только о Киппе.

– О Киппе?
– Переспросил Лепаж.

Гловер отвел глаза.

– При чем тут Кипп?

– Благодаря ему все увязывается воедино. Он увидел Пэттена в лодке, когда тот плыл по реке от Бик-Краммок к Литтл-Краммок. Это было утром, когда убили Джорджа. Кипп так разволновался, что поплыл за Пэттеном и продырявил лодку топором.