Смерть за хребтом
Шрифт:
– За три минуты отрыл! Молодец! Я их полчаса почти закапывал, – усмехнулся Сергей, искоса разглядывая Юрку. – В следующий раз патроны из рожков выщелкивать придется ...
– Яма зато осталась! Щас мы кого-то в нее прикопаем...
– Не фига! – привстал я в изумлении. – Похоже, эта парочка поможет нам услышать, как гремит опустевшая канистра! Смотрите! Ведь это Лешка Суворов ковыляет! – А второй – Толька Зубков, точно!
Зубков был приятелем моих приятелей и капитаном милиции. Работал по организованной преступности, вид имел далеко не атлетический, но был
Я выскочил из-за укрытия и, приветственно размахивая рукой, пошел навстречу гостям. Они настороженно остановились, но, узнав меня, также замахали руками. Спустя несколько минут мы уже похлопывали друг друга по плечам.
– Ну, как, братцы? Нашли? Не пустые? Нашли золото? – спросил Суворов, волнуясь и хватая нас за рукава.
– Нашли, факт... До вашего здесь чудесного появления килограмм по тридцать на каждого было, – прищурившись, ответил ему Житник.
– Ты это брось! – обратился я к нему. – Это Толик, мент всамделишный. С его удостоверением мы мигом проскочим от Зиддов до города, и остановки на постах будут секунд по десять, не больше. Он еще и на колесах, наверное. Да? – спросил я у Толика, с интересом рассматривавшего Юрку.
– Конечно. У меня там классный чехарак с решетками на окнах. Мы, хлопци, веников не вяжем. Все зробим как надо. Пошли скорее в лагерь. Смотрите, Лешка едва на ногах стоит, как бы с копыт не свалился.
– Да ладно тебе! – окрысился Суворов.
– Говорил ему в Зиддах: “Подожди в чайхане, пока я смотаюсь!” – продолжил Зубков, посмеиваясь. – А он говорит: “Мне эта чайхана без разлива еще на практике надоела! Целыми днями, – говорит, – вместо маршрутов в очко здесь резались...
– А почему вы решили сюда идти? – поинтересовался Житник. – Договаривались же, что Лешка в Зиддах ждать будет?
– Там сейчас солдат больше чем на границе... – посуровев, ответил Анатолий. – Вы ведь не знаете, что полковник Оманкельдыев вынырнул из Узбекистана, побил на юге тьму людей и идет сейчас на Душанбе... Его передовой отряд уже на Анзобе... Крошат всех подряд...
– А ты как? – спросил его Сергей удивленно. – Ведь всех ваших, наверное, под ружье поставили?
– Да я до всего этого отпуск взял... Мы только в Зиддах обо всем узнали...
– Ну и дела... – покачал головой расстроенный Сергей. – А у нас тоже сплошной цирк...
– Какой цирк? – испугался Суворов.
Сергей рассказал о наших злоключениях.
– Жалко меня с вами не было... – посерьезнев, сказал Зубков. – Пошли, что тут на дороге стоять? Мы коньячку армянского с собой прихватили. А то что-то вас не понять... Каторга, Федя летает, Бабек стреляет, а какой-то Абдурахманов в это время появляется... Рекбус прямо.
Абдурахманов с наемниками в это время стоял на берегу раздувшегося Тагобикуля.
“Не буду торопиться... – подумал он, с удовольствием втягивая в себя приятный запах дыма. – Пусть повеселятся перед смертью...”
– Как переправляться будем, начальник? – прервал его мысли Сафар, боязливо рассматривая бурые бурные воды Тагобикуля. – Стремно здесь...
Не ответив, Абдурахманов снял рюкзак, достал из него бухточку нейлоновой веревки. Через сорок минут все трое были на противоположном берегу. Перекусив лепешкой с рафинадом, они, не торопясь, привели оружие в боевое состояние, и пошли быстрым шагом. И не понизу, по долине, а поверху, прячась в складках холмистого водораздела, обрывавшегося над лагерем Кивелиди...
В лагере к нам подошли Федя с Бабеком. Достархан был уже накрыт, и они посадили Зубкова с Лешкой на самых удобных местах. Федя тут же сгонял за канистрой, охлаждавшейся в ручье, и бережно поставил ее рядом со мной.
– Жлобы, золотишко-то покажите! Ну, покажите! – взмолился Суворов, бегая глазами по нашим лицам. – Хоть кусочек маленький покажите, чтобы поверил я!
– На тебе! – степенно сказал Житник, вытащив из нагрудного кармана самородок, размером с крупную фасоль. – Владей! Твоя доля!
Суворов взвесил самородок на ладони, прикусил зубами, опять взвесил и, передав его затем сидевшему рядом равнодушному Анатолию, неожиданно заплакал.
– Давай, наливай скорее, – выдавил он сквозь слезы. – Наконец-то! Жизнь моя поганая кончилась, другая начинается! Ох, и погуляем!
– Ну-ну... Вам бы только просрать все. Нажраться да поблевать, – сквозь зубы бросил в сторону Житник.
Со стороны ручья показалась Фатима с Фаридой. В руках у них были тяжелились миски, полные помытого риса.
– Что??? Эти твари здесь? – проворно приподнявшись, воскликнул Леша.
– А куда им деться? – усмехнулся я.
Суворов, сжав сухонькие кулачки, бросился к женщинам.
– Убью гадин! Камнями побью! – кричал он. – Они, сволочи, ноги мои каблуками топтали! Зарежу! Убью сук!
Леша, невзирая на четырехкратных перевес женщин в весе, так бы, наверное, и сделал, если бы не выросший перед ним Бабек.
– Не трогай женщина, человек! Будь мужчина! Женщина всегда дура, ее нельзя убивать!
– Дура? Да она сука подколодная! Она вас всех продаст! В первой же ментуре!
– Леха, кончай! – крикнул я и, едва сдерживая смех, налил ему полкружки армянского. – У нас мораторий на членовредительство и вообще, мы все тут так сроднились...
И я рассказал Алексею об обстоятельствах нашего освобождения.
После окончания рассказа выражение глаз Лешки изменилось: ярость и злоба к Фатиме сменились глухим к ней презрением, ну разве только чуть подкрашенным тайным интересом.
– Вот это другое дело! Пей, давай, а потом можешь ее затрахать! – начал юродствовать я, отметив этот интерес, а также отсутствие рядом Лейлы. – Ей это понравится! – Клевая баба, ручаюсь. Особенно темной ночью после бутылочки “Мартини”.