Смерть за стеклом
Шрифт:
Газза смахнул слезы с глаз. Он сам себе удивлялся: обычно никогда не плакал, а тут заговорил о Рикки, и вот — развезло. Он искренне растрогался.
Все опять закивали как заведенные — не терпелось вылезти со своей историей, но они понимали, что нужно сдержаться: рассказ Гарри требовал мига уважительных размышлений. Никто не желал, чтобы о нем подумали, будто он не ценит чужих чувств. Особенно если речь идет о детишках.
Но именно в этот момент благочестивого молчания Келли словно бы нечаянно опрокинула ушат холодной воды:
— В таком случае, Гарри, что ты делаешь здесь?
— Не понял.
Вроде бы она не вредничала, но ее слова насторожили
— Я хочу спросить, если тебе с ним так хорошо и ты так многому учишься, то зачем ты сидишь здесь? Не исключено, что тебе придется задержаться в доме почти на два с половиной месяца. Сколько ему лет?
— Почти четыре.
Гарри судорожно пытался вычислить, что происходит. Неужели эта девица вознамерилась критиковать его душещипательные откровения? Но это же нарушение правил!
— Представляю, как ты сходишь с ума, — гнула свое Келли. — В этом возрасте дети быстро меняются. Ты, наверное, очень скучаешь?
— Да... да... конечно... у него скоро день рождения, а я тут торчу...
— Зачем? — повторила свой вопрос Келли.
— Ну, затем... затем...
Колридж не выдержал и завопил прямо в телевизионный экран, что было совершенно на него непохоже:
— Давай, парень! Признайся откровенно хоть раз в жизни! Все же очевидно. Затем, что ты имеешь на это право. Право находиться в этом идиотском доме. Делать то, что нравится. Быть эгоистом и раздолбаем, а когда приспичит, разводить сентиментальные сопли об отцовстве. Ну же, парень, будь мужчиной, ответь девчонке!
— Сэр, — начала Триша, — будьте любезны, заткнитесь, — и запнулась, потрясенная своей неслыханной дерзостью. — Извините, сэр.
— Я ничего не слышал, констебль, — отозвался Колридж, в очередной раз принимая решение держать себя в руках.
На экране Гарри все еще подыскивал слова.
— Пойми меня правильно, — улыбнулась Келли. — Я тебя нисколько не осуждаю за то, что ты вот так завел ребенка. У моей сестры двое от разных типов, и оба такие лапочки. Просто я считаю, если есть ребенок, надо за ним смотреть, а не сидеть здесь. Вот и все. Конечно, если любишь ребенка так сильно, как ты.
Гарри, обычно такой острослов, способный мигом отбрить собеседника, неожиданно растерялся.
— Я это делаю ради него, — наконец пробормотал он.
— То есть?
— Хочу, чтобы он гордился мной.
— О! Вот теперь все ясно.
В следующем вечернем выпуске «Любопытного Тома» свое мнение телезрителям высказал постоянный психолог программы доктор Ранульф Азиз.
— Обратите внимание на характерный язык тела Гарри: сгорбленные плечи, сжатые челюсти — классическая поза квазиагрессивности, выраженная в полускрытой угрозе с подтекстом душевной ожесточенности. Мы наблюдаем нечто подобное в мире животных, когда большому зверю не достается лучший кусок добычи. Руки Гарри сложены в локтях. Точно так же лев или тигр переносит центр тяжести на задние лапы, демонстрируя пассивность и одновременно готовность быстро и жестоко расправиться с обидчиком.
Крикливая, чумовая пустоголовая куколка Хлоя состроила умную мину.
— Ты хочешь сказать, что наш Газза несколько спал с лица?
— Именно, Хлоя, его высмеяли и отодвинули.
Гарри чувствовал себя не только осмеянным. От ярости он потерял дар речи — в душе клокотали обида и гнев.
— Ну да, вот так, — выдавил он из себя.
— Пойми, Газза, — не унималась Келли, — я ничего не имею против тебя. — Просто сказала то, что сказала.
— Ладно... Кто хочет
Как она посмела? Невероятно! Не его вина, что они расстались с матерью Рикки. Что было делать? Не торчать же двадцать четыре часа в сутки рядом с их домом? У него своя жизнь — ну и что? Он любит своего мальчугана! Келли не имела права! Абсолютно никакого!
День семнадцатый
10.00 утра
Лейла вернулась на свою работу, но ровно через час ушла.
Возвращаться на прежнее место? Невероятно! Ужасно! Тошно!
В доме и даже раньше — с тех пор, как она с восторгом узнала, что отобрана «Любопытным Томом», Лейла не хотела думать о том, чем станет заниматься через три дня после того, как выйдет на волю. Правда, позволяла себе помечтать и воображала, как на нее сыплются предложения демонстрировать сногсшибательную одежду или вести телепрограммы о косметике и альтернативной культуре. Хотя в жуткие моменты страха и сомнений опасалась, что придется пописывать в желтые газетенки или отстаивать в дискуссиях на радио хипповые манеры. Но не могла вообразить, что придется возвращаться на работу.
Действительность оказалась жестокой: Лейла никого не интересовала. Главным пунктиком первых двух недель «Любопытного Тома» стал взлет и эффектное падение Воггла. Но и эта история уже канула во вчерашнем дне. Шоу шло своим чередом. Лейла интересовала прессу постольку, поскольку могла рассказать о Воггле, а когда утих интерес и к этой скандальной теме, превратилась в красивую, но никому не нужную хиппи. Первую неудачницу, выставленную из дома.
Девчонку, которая кропала дерьмовые стишки и была помешана на собственной неотразимости и соблазнительности.
Именно такой ее показывал «Любопытный Том», если вообще допускал на экран. Глупой, вздорной зазнайкой, с которой мирило одно — ее сексапильность. Но история Воггла задвинула сексуальные примочки на задний план, и с тех пор даже эта крапленая карта перестала играть.
Совсем некстати ее понесло в исповедальне: зачем-то оповестила весь мир, что у нее вокруг ануса воспалились блошиные укусы. А мерзавка Джеральдина из всей ее речи выбрала один-единственный кусок, чем моментально уничтожила сексуальную привлекательность Лейлы.
Лейла рассчитывала на звездное будущее, но через две недели возвратилась проигравшейся в пух и прах. Даже друзья теперь смотрели на нее иначе.
— Неужели ты не могла остановить ребят, чтобы они не бросались на Воггла? — спросил самый категоричный. — Он же, в сущности, прав. Какая разница между лисой и блохой?
А мать покачала головой и сказала:
— Надо было позволить Дэвиду прочитать стихотворение. Отказ выглядел очень манерным.
Жизнь пошла прахом. И ради чего? Лейлу ни во что не ставили, но еще сильнее угнетало, что она оказалась на мели. «Любопытный Том» не платил участникам программы (кроме одного — победителя). Пока они находились в доме, выдавалась крошечная стипендия, позволявшая расплачиваться за аренду и ссуды, — и это все. Подразумевалось, что бывшие участники шоу должны заботиться о себе сами. Но Лейла получила одно-единственное предложение — позировать обнаженной для мужских журналов. В конце недели, когда потребовалось идти за покупками и платить по счетам, она поняла: придется попроситься на прежнюю работу — продавщицей в дизайнерское ателье мод.