Смертельная поездка
Шрифт:
К этому времени канава стала чуть шире, а ее стенки поднялись над их головами на добрых три фута. Грейс остановилась и подождала остальных. Чтобы дать отдых спине, она села на корточки, и ее стопы тут же погрузились в мягкую грязь. Лицо пульсировало. Она дотронулась до щеки, и палец заскользил в поту.
Она почувствовала их через ноги задолго до того, как услышала, – по земле распространялась низкая ровная вибрация, характерная для движущегося автомобиля.
– Они приближаются, – тихо сказала она. – На землю.
Джип пронесся слева и сверху от
Подождав, пока пульс придет в норму, Грейс снова двинулась вперед; Энни и Шарон беззвучно последовали за ней по остающемуся в траве следу. Канава опять мельчала, ее дно плавно поднималось, и наконец голова Грейс оказалась так высоко, что она могла видеть полотно дороги. Бросив взгляд вперед, она немедленно прижалась к земле и начала отползать назад, к Грейс и Энни.
Она говорила в землю, чтобы ее голос не был слышен за пределами канавы. Ее подругам пришлось подползти ближе, чтобы разобрать ее слова:
– Еще одна застава. Еще солдаты.
Шарон прошептала:
– Мы сможем пройти?
– Не знаю. Слишком далеко. – Грейс вдруг поняла, что различает профиль Шарон. Подняв глаза, она увидела над верхушками деревьев широкий край восходящей луны – полной и очень яркой. – Луна встает. Пора убираться с дороги. Мы здесь слишком на виду.
Три головы поднялись и выглянули за край канавы. Прямо перед ними расстилалось кукурузное поле, а за ним, подальше от дороги – высокий темный силуэт элеватора, накрытый блестящей в лунном свете металлической крышей.
И тут дальше по дороге – меньше чем в двадцати ярдах от них – вспыхнул огонек, осветивший призрачное, будто висящее в воздухе лицо, а затем и второе, появившееся из темноты и придвинувшееся к огню. Затем раздался металлический щелчок закрывшейся зажигалки, и на месте лиц появились две красные светящиеся точки – это солдаты затянулись только что зажженными сигаретами.
Женщины бесшумно скользнули обратно в канаву, раздвинув телами пахнущую зеленью воду. Их укрытия достигли мужские голоса, удивительно ясно звучащие в густом неподвижном воздухе:
– Мне это не нравится. Мы должны были просто зачистить это место и убраться отсюда.
– Вся зачистка пойдет коту под хвост, если кто-нибудь сюда пробрался.
– Господи, да если бы кто-то пробрался, мы бы их уже нашли. Эта машина была вне оцепления. Она там уже могла неделю стоять.
– В ней нашли багаж. Никто не оставит багаж на неделю.
– Значит, машина сломалась, и водителя кто-нибудь подбросил, куда ему надо. Нам тем более нужно сматываться – пока он не вернулся, иначе мы в любом случае окажемся в дерьме.
– По крайней мере, хоть с фермой закончили.
Второй солдат хмыкнул в знак согласия, и Грейс испугалась, услышав, как четко доносит воздух такие тихие звуки. Затем солдаты пошли по гравийной обочине к дорожной заставе, их шаги начали удаляться и постепенно затихли.
Прошла минута, затем вторая. Дальше по дороге
Грейс закрыла глаза. Все было чуть лучше, чем она думала. Да, солдаты обнаружили «ренджровер», но они пока не были на все сто уверены, что у них гости. И с фермой они «закончили» – что бы это ни означало. Может, они просто завершили ее осмотр.
Прошло немало времени, прежде чем женщины рискнули снова приподняться и выглянуть за край канавы. Луна уже едва цеплялась краешком за самого высокого из лесных великанов, и мрак отступал под натиском рассеянного белого света. Кукуруза на поле через дорогу достигала максимальной для себя высоты – почти десять футов; она была густой, темной и звала к себе. «Туда», – подумала Грейс.
Один быстрый взгляд подтвердил, что мигающие желтые огоньки заставы никуда не делись – они только периодически гасли, когда их заслоняли движущиеся перед ними тени солдат.
Грейс перевела взгляд вниз – туда, где белая линия лунного света делила канаву напополам. Если они хотят пересечь дорогу, то должны сделать это как можно скорее, пока луна не поднялась выше.
Они перебрались через дорогу ползком, выбрав место для перехода непосредственно перед тем участком дороги, где ее полотно немного поднималось, – так их не могли увидеть с заставы. Затем они на четвереньках забрались поглубже в кукурузу. Еще несколько рядов – и полоса кукурузы между ними и дорогой стала такой широкой, что полностью поглотила лунный свет. Высокие стебли позволили им встать во весь рост, не опасаясь выдать себя.
«Человек прямоходящий», – подумала Шарон, когда они пошли по культивационной борозде. Она глубоко вдохнула мягкий аромат живой растущей кукурузы, и ей захотелось отведать молодого, первого для нее в этом сезоне початка – сладкого, напитанного влагой, брызжущего сахарным соком. «Еще неделя, – подумала она, – две от силы. Если доживем».
Поле загибалось вправо, уводя их дальше от дороги, к башне элеватора, и вдруг оказалось, что от коротко подстриженной лужайки перед фермерским домом их отделяет всего один ряд кукурузы.
Дом представлял собой большой двухэтажный куб в окружении неподвижных старых вязов. Небольшое заднее крыльцо утопало в кустах штокрозы, образовавших тут миниатюрный лесок. Женщины стояли на краю кукурузного поля, осматривая местность и прислушиваясь.
Залитый лунным светом, дом выглядел черным камнем. Он будто не имел ни окон, ни дверей – как если бы для его обитателей солнечный свет был смертелен и они жили в полной темноте.
Шарон коротко вздохнула. Она вдруг поняла, почему никогда не выключает на ночь настольную лампу, не жалея перегоревших лампочек и сгоревших мотыльков, которых в теплое время года каждое утро сметает со стола. Это для вот таких случаев, для людей, которые, как она сейчас, недвижимо стоят в ночи, пораженные разлившейся в крови, словно анестезирующий состав, непоколебимой иррациональной уверенностью, что тьма – зло, а свет – добро.