Смертельное лекарство
Шрифт:
Что касается обстоятельств его гибели… Я тоже ничего здесь не понимаю. У Петра Петровича не было строгого распорядка дня. Он мог обойтись без обеда, а мог приехать на обед с партнером, с которым вел в тот момент переговоры. Мог задержаться дома, ведя переговоры по телефону. Поэтому убийца не мог знать заранее, что именно в этот час Петр Петрович будет в кабинете один.
В доме в тот момент находилась прислуга — Людмила. Она следит за нашим хозяйством. Она была на кухне. Оттуда звонок в дверь можно услышать, а можно и не услышать — если гудит вода или гремят кастрюли. У нас вообще звонок тихий, Петр Петрович не выносил шума.
— А разве он не мог впустить, допустим, человека, придумавшего правдоподобную легенду — ну, что он налоговый инспектор или дизайнер, желающий улучшить ваш домашний интерьер?
— Инспектор не осмелился бы прийти к нам домой — только в офис. Петр Петрович погиб в своем кабинете, сидя. Значит, он пригласил гостя в кабинет, а следовательно, хорошо его знал. Новому партнеру он мог назначить встречу только в офисе, нового человека — дизайнера или там коммивояжера — он ни за что не пригласил бы в дом — на этот счет у него были строгие правила.
— А Лунин бывал у вас дома?
— В том-то и дело. Почему ваше начальство за него и ухватилось. Бывал несколько раз. Их с Петром Петровичем объединял, как мне кажется, не столько бизнес, сколько общий интерес к живописи. Вы же знаете, что Петр Петрович не пропускал ни одной выставки. Обязательно что-то приобретал. Он хорошо разбирался в искусстве, при покупке никогда ни с кем не советовался — и редко ошибался. Местные художники, думаю, горюют о его гибели — в его лице они потеряли взыскательного ценителя и покровителя. Так вот, Олег бывал у нас, но всегда вечером, никогда в обеденное время. Вы не знаете, ему удалось доказать свое алиби?
— Твердых доказательств, к сожалению, нет, — наугад ляпнула я.
— Жаль, — вздохнула вдова. — Будь моя воля, я бы его выпустила. Он милый мальчик…
— И еще один деликатный вопрос, Татьяна Валерьевна. Вы уж простите… В каких отношениях Петр Петрович находился с вашим сыном? Я знаю, что сын у вас приемный…
— Откуда вам это известно? — удивилась Татьяна Валерьевна. — Об этом знает очень узкий круг людей.
— Ну, нам приходится допрашивать всех. И очень требовательно… Мне сказали, что Вязьмикин не ладил с сыном и что у того плохо шли дела. Это правда?
Татьяна Валерьевна нахмурилась и некоторое время молчала. Видимо, она решала, стоит ли мне что-то рассказывать о жизни семьи. Наконец она решилась:
— Ну, если вам уже кто-то наговорил… Чтобы вы знали правду, скажу. Женя у нас действительно приемный. Мы взяли его из детского дома в возрасте пяти лет. И никогда об этом не жалели, никогда. Не верьте тем, кто будет что-то говорить о том, что у Петра с Женей был конфликт. Это неправда, слышите! Женя очень чуткий, очень… категоричный, что ли. Петр Петрович хотел сделать его совладельцем своей фирмы и со временем передать ему дела. Он, собственно, так и сделал — создал фирму «Вязьмикин и сыновья», сделал Женю, когда тот кончил институт, управляющим… А затем что-то произошло. Я думаю… Видите ли, Таня… Не знаю, насколько глубоко вы разбираетесь в бизнесе…
Она пристально взглянула на меня. Я постаралась выдержать ее взгляд. Важно было не ошибиться. Я сказала:
— У меня есть знакомые в мире бизнеса. Я знаю, что очень часто дела ведутся не совсем так, как выглядят они в отчетных документах — эти документы
— Не совсем. Речь шла, как мне кажется, о способе зарабатывания денег. Торговать книгами или мехами, как я, — это одно. А табаком или порнофильмами — другое. Упаси вас Боже подумать, что Петр Петрович мог торговать этими самыми фильмами, но вот, скажем, автоматы, стоящие в его офисе — точнее, на первом этаже… Их ведь называют «однорукими бандитами», верно? Мне кажется, Женя возмутился этим или чем-то вроде того. И вышел из дела, они с отцом даже поссорились. Тем не менее Петр Петрович дал ему денег, чтобы сын мог открыть собственное дело. Он проектировщик — проектирует разные производственные помещения. Но много ли сейчас строят производственных помещений? Заказов мало, долги за аренду… Но Женя никогда — слышите, никогда! — даже в гневе, даже если бы отец его оскорбил… Выбросьте эту мысль из головы!
— Я и не думала ничего такого! — заверила я вдову. — Я просто хотела узнать об отношениях в семье. Теперь я точно не буду держать в голове подобную возможность. Что ж, Татьяна Валерьевна, большое вам спасибо, вы мне очень помогли. — Я поднялась и направилась к двери. Но возле самой двери мне пришел в голову еще один вопрос, и я обернулась: — Скажите, следовательно, Женя был в курсе всех дел Петра Петровича?
— Да, — подтвердила Вязьмикина. — Но не на сегодняшний момент, а по состоянию на прошлый год. Он вышел из фирмы год… нет, пятнадцать месяцев назад, зимой.
— Еще раз спасибо, — как можно любезнее сказала я и поспешила покинуть кабинет. Я заметила, что последний вопрос смутил и встревожил его хозяйку. Меня он тоже встревожил. У меня на губах вертелся еще один вопрос, оставшийся незаданным: в таком случае не тревожится ли Татьяна Валерьевна также за судьбу сына?
ГЛАВА 9
Не слишком любезное приглашение
Выйдя из офиса Вязьмикиной, я поспешила прочь, как будто хозяйка могла меня догнать. Кажется, я ее действительно встревожила. Напрасно или нет? Пока не знаю. Теперь куда? С кем говорить в первую очередь — с Бунчуковым или с Вязьмикиным-младшим? В раздумье я остановилась у обочины.
— Девушка, вы нам не поможете? — услышала я фразу, произнесенную чрезвычайно любезным тоном.
Я обернулась. Молодой человек, по виду предприниматель средней руки, стоя возле «шестерки», разглядывал план города. Вид молодого человека излучал, с одной стороны, растерянность и беспомощность, а с другой — говорил о безусловной порядочности обращавшегося.
Я подошла.
— Мы приезжие, — объяснил молодой человек, обнажая в улыбке чрезвычайно киногеничные зубы. — Вы не подскажете, как нам доехать до офиса наших партнеров? Они его обозначили на плане. Вот здесь…
Я склонилась к плану. В ту же секунду любезный молодой человек неожиданно, хотя и не слишком сильно, толкнул меня в бок. Поскольку я стояла, склонившись возле раскрытой дверцы, моему телу, согласно всем законам физики, ничего не оставалось, как мягко плюхнуться на сиденье машины. Чьи-то руки быстро и довольно энергично помогли мне продвинуться поглубже внутрь, мой любезный собеседник сел вслед за мной, дверца захлопнулась, и машина резко тронулась с места. Посторонний наблюдатель, даже если бы он следил за этой сценой, вряд ли бы заподозрил, что девушка (то есть я) села в машину не добровольно.