Смертельные чары

Колычев Владимир Григорьевич

– Если я так думаю, то что? – с ликованием в голосе перебил его Прямыхов. – Доказательства сначала найти надо, а потом предъявлять? Это ты правильно сказал, так и надо делать. И мысль ты правильную подал… Нашли мы доказательства. У тебя дома, Федя, нашли.

– У меня дома?

– Извини, в гости к тебе без спросу заглянули.

Старостин хотел спросить, на каком основании Прямыхов заявился к нему домой с обыском, но решил повременить с этим. Сейчас не это главное…

– Да мы, в общем-то, далеко и не заходили, – сказал Косогоров. Голос у него сиплый,

глухой, прокуренный, и табаком от него крепко пахло. – Туфли у самого порога стояли…

– Туфли?

– Да, сорок третьего размера. Старые, военные, без шнурков. И с грязной подошвой. Глина там на подошвах была. Та самая глина, в которую преступник свой след впечатал. Той самой туфлей и впечатал, которую мы у тебя нашли. Там и по протектору совпадение, и по образцу грунта. Результат пока предварительный, но ничего, будет официальное заключение, предъявим тебе обвинение…

– Без шнурков туфли?

– Нет, шнурки там предусмотрены, но их просто не было. Белое пятно от краски на правом носке. Только не говори, что тебе их подбросили, – усмехнулся Прямыхов.

– Белое пятно от краски?.. Ну, были у меня такие туфли. В сарае лежали. В сарае, но не у порога…. Нет, что-то вы не то говорите.

– Все то, Федя, все то…

– Ну, и как вы ко мне в дом попали?

– Ругаться будешь? Ругайся. Можешь даже прокурором пригрозить.

– Да я не об этом. Я о том, что не собака у меня во дворе, а одно название.

Была у Федора немецкая овчарка, но прошлой осенью издохла от старости, а новую собаку он только весной завел. Но Барс, он еще щенок, даже гавкать еще толком не научился, потому и во двор к нему можно было попасть без особых проблем. Тем более что калитка открывается просто.

– Хоть раз гавкнула, когда вы ко мне заходили?

– Ну, пару раз…

– Не страшно?

– Не страшно.

– Ну, и тому, кто туфли у меня спер, тоже не страшно было.

– Вот оно как, туфли у тебя сперли!

– Выходит, что так.

– Ну, ну…

– Подставили меня, – сделал вывод Федор.

– Кто?

– Преступник.

– Зачем ему это?

– Ну, с Востриковым номер не прошел…

– Почему не прошел?

– Сомнения насчет него появились…

– У кого?

– Хороший вопрос.

Старостин крепко задумался. Действительно, кто знал, что Востриков мог отказаться от своих показаний?

– Тупиковый вопрос, – подхватил Прямыхов. – Для тебя, Старостин, тупиковый. Только у тебя и могли возникнуть сомнения. Ну, еще и у меня… Но Шадрин у меня жену не уводил. Он у тебя жену увел. Мужик ты крутой, поэтому обиду проглотить не смог. Сначала челюсть Шадрину сломал, а сегодня вот…

– Не убивал я его.

– Ну, Голикова тоже так говорила.

– Голикова? При чем здесь Голикова?

– Ну, ты же ей не поверил, под стражу ее взял.

– Под стражу я ее не брал. Снегов решение принимал… И не убивала она. И правильно говорила, что не убивала… Хотя…

– Что хотя?

Прямыхову пришлось повторить этот вопрос дважды, чтобы достучаться до Федора. Завис он в раздумье так, что выпал из действительности.

А

ведь он делился с Надеждой своими сомнениями. И она понимала, что показания Вострикова ненадежны. Возможно, ей это совсем не нравилось. Вдруг это она убила своего мужа?.. Нет, не сама это сделала, а нанятый ею убийца постарался. Только киллер поступил глупо. Ему нужно было убить Голикова где-нибудь в стороне от дома, а он сделал это в непосредственной близости. И этим обрек Надежду на самодеятельность, которая и привела ее в камеру изолятора. Киллер попытался исправить свою ошибку, поэтому для отвода глаз убил Молодова. А тут еще Федор вышел на Вострикова, отправил в отделение, где им занялся Прямыхов. Востриков признался в убийстве, все вроде бы шито-крыто. Но не поверил Федор в его вину, поэтому Надежда и засуетилась.

Две ночи он провел у нее. И все это время его дом оставался без присмотра. Барс оказался плохим сторожем, ну, может, гавкнул пару раз, когда некто забрался во двор дома, проник в сарай… И туфли подбросить не проблема. Особенно если этот некто успел подружиться с Барсом. Прикормил щенка, когда забирал туфли, и тот ночью даже не гавкнул…

Возможно, загрязненные туфли сегодня ночью и подбросили. Если они стояли у крыльца, Федор мог просто не обратить на них внимания. А возможно, эти туфли появились уже после того, как он отправился на работу.

– Что хотя?

– Да нет, ничего. – Не станет он говорить про Голикову. Все равно Прямыхов не поверит.

– Кто мог тебя подставить?

– Не знаю, – пожал плечами Старостин.

– А я знаю. Ты сам себя и подставил… Я же знаю, этот элитный поселок тебе, Федя, как кость в горле.

– Ну, я бы так не сказал.

– Да? А кто с этой элитой воевал? Кто хотел у них реку отобрать?

– Ну, это моя земля, на моей земле должен быть порядок…

– Но ведь было?

– Было.

– А жену кто у тебя отбил?

– Во-первых, я сам виноват. А во-вторых, это дело прошлое…

– Прошлое – это бомба, которая взрывается в настоящем. Вот у тебя и взорвалось.

– Хорошо говорите, Илья Викторович, только неправда ваша.

– Правда, Федя, правда. И ты прекрасно это знаешь… Ловко ты все придумал, Федя.

– Что я придумал?

– Да все… Голикова убил, а на его жену все свалил.

– Здорово у вас плести получается. Только нитки белые…

– Ну, белые не белые, а все сходится… И Молодова ты выслеживал, знал, что он с Зотовой встречается. Поэтому и придумал эту историю с ее братом. Дескать, в сговоре они…

– Может, я и заточку ему с куриной кровью подбросил?

– Да нет, это он сам…

– Так, может, надо было настоящее орудие убийства ему подкинуть?

– Жалеешь, что не догадался? – усмехнулся майор.

– Вам бы в цирке выступать, жонглировать у вас хорошо получается. Словами жонглируете.

– Не словами, а фактами…

– Какими фактами?

– А теми, которые ты через морг пропустил… Сначала Голиков, затем Молодов, теперь вот Шадрин…

– Голикова и Молодова Востриков на себя взял.