Смертельные цветы
Шрифт:
— Хорошего дня, светлые...
Ведьма бросила на него короткий взгляд и ушла, растворившись во Тьме. И снова не оставив после себя даже всплеска силы. Будто ее и не было.
Дышать стало легче. Вокруг заметно посветлело. Даже солнце на мгновение выглянуло из-за туч. Жерар коротко выругался и исчез. Брасиян явно хотел повторить выражения князя, но сдержался. Протянул руки Ровану и Олежу.
— Я могу забрать вас домой, там вы быстрее восстановитесь. А потом решим, что делать дальше.
Боевик качнул головой.
— Я останусь, хочу кое-что проверить.
Уговаривать отец не стал. Лишь окинул его пристальным взглядом, забрал коллегу и ушел. Светлый огляделся и медленно побрел туда, где по его прикидкам,
Слабость накатила внезапно. Заставила колени подогнуться. Осесть на землю. Видимо его повреждения оказались сильнее, чем он думал. Олеж прикрыл глаза, стараясь восстановить дыхание и успокоиться. Рядом прошла рябь от воздействия магии. Кто-то пришел. Светлый.
— Я не вернусь, пока не выясню, что произошло. Проваливай.
— Здесь ты не найдешь княгиню, мальчик. А возвращаться, действительно, не стоит, — неожиданно сильная ладонь сжала плечо. — Кажется, пришло время нам с тобой поговорить...
Глава 7
Новое пробуждение оказалось более приятным. Слабость осталась. Но уже не столь мерзкая и выматывающая. Во рту пропал привкус крови. Горло больше не раздирало. Вокруг ощущалось относительно стабильное магическое поле Гленжа. Резерв так и не восстановился. Сил было откровенно мало.
Олеж открыл глаза и осмотрелся, не торопясь вставать. Он находился в доме. Добротном, каменном доме с высоким потолком. Застекленное окно. Массивная резная мебель из дерева. Постель с льняными простынями. Роскошь по меркам многих жителей этого мира.
Он сел, придерживая кусок ткани, которым его укрыли. Нагота не смущала, скорее вызывала некоторые вопросы. Его явно помыли. И вряд ли заклинанием. Так сколько же он пробыл без сознания? Последнее время маг чересчур часто для носителя Абсолюта проваливался в забытье. Но это хотя бы доказывало, что в какой-то мере он остался прежним.
Единственная дверь открылась бесшумно. В комнату вошла Стефания, обеими руками удерживая поднос, заставленный блюдами. Приятный запах еды быстро распространился по помещению. А вот дверь за волшебницей закрылась подозрительно плотно.
— Доброе утро, — произнесла светлая, расставляя на столе тарелки и приборы. — Надеюсь, ты хорошо отдохнул.
Боевик наблюдал за ее размеренными движениями. И прощупывал окружающее пространство, насколько мог себе позволить. Щиты. Снова щиты. Маскировка. Сторожевой контур. Еще один. Отвод глаз. Зеркало. Дом был увешан заклинаниями от фундамента и до самого конька на крыше. Одно из многих убежищ светлых? Или личная территория?
— Какой сегодня день? — Олеж встал, обвязав ткань вокруг бедер.
— Я забрала тебя вчера на рассвете, — Стефания не стала делать вид, будто не понимает. Заняла место за столом и указала ему на блюда: — Угощайся, тебе надо восстановить силы.
Блюда выглядели просто, но аппетитно. Светлый козий сыр, тонкие ломтики копченого мяса, запечённый в специях карп, свежий хлеб, пирог и даже овощи. Не говоря уже о целом кувшине травяного отвара. Желудок впервые сжался в радостном предвкушении. Пожалуй, он успел забыть, что такое голод. Даже те ужины с Афией не вызывали в нем такого энтузиазма.
Олеж занял предложенное место и наполнил тарелку.
— Ты хотела поговорить, — напомнил он, краем глаза наблюдая за собеседницей.
Она была тиха, но как-то иначе, чем обычно. Что-то в ней изменилось... Или наоборот — пропала привычная за века маска?
Волшебница кивнула и заговорила, задумчиво поглаживая угол стола:
— Мы подошли к развязке... А в конце всегда думаешь о начале. Ты знаешь, как появились Абсолюты?
— Илей их призвал, — коротко ответил светлый. — И его брат.
— Да, — Стефания едва заметно улыбнулась, — войну начали они, но прежде было еще кое-что...
Ее глаза затуманились.
— Тогда все было иначе. Другой мир. Другие правила. Другая жизнь. Совершенно иная. Вы вряд ли ее поймете... Слишком уж все изменилось. Я жила на севере. В мире льдов и жестоких мужчин. Мой отец был известным ярлом. Богатым. Почитаемым. Моей руки добивались доблестные воины. Они приносили отцу богатые дары. Меха. Оружие. Серебро. Даже золото и драгоценные камни. Каждый хотел породниться с ним и после его смерти стать владельцем богатых земель. Ведь женщина не может править одна. Только при муже, — она улыбнулась. Светло и грустно. — Отец любил меня. И позволил самой выбрать супруга. Того, кто не вызовет отвращения. Станет опорой и защитой. Я любила своего жениха. Моего Дьярви. Я проводила его в поход в южные земли. Он обещал привезти к нашей свадьбе подарки, достойные самой императрицы. Я обещала ждать его. И ждала.
Волшебница ненадолго умолкла. Ее глаза потемнели. Олеж неторопливо ел, ожидая продолжения. И оно не заставило себя долго ждать:
— Был еще один претендент на мою руку. Ему я отказала из-за его... дара. Да, тогда воины считали это даром. В пылу сражения Льёт превращался в одержимого. Он становился сильнее. Мог победить множество врагов. Но представлял угрозу и для союзников. Все знали, что у него необузданный нрав. И что с годами он становится хуже. Отец считал, что он не удержит земли. А мне не хотелось остаток жизни усмирять приступы ярости. Но Льёт не принимал отказов... — она снова тяжело вздохнула. — Однажды он подкараулил меня. И изнасиловал... Жестоко. Он думал, что после такого позора жених откажется от меня, а у отца не останется выбора. Но тот вновь отказал ему. И приказал убить. Льёт сбежал. А я осталась залечивать раны. И перед самым возвращением Дьярви поняла, что жду ребенка.
Маг замер. Кусок хлеба встал поперек горла, и он закашлялся. Глотнул прямо из кувшина и пристально взглянул на собеседницу. Если сначала он слушал ее рассказ без особого интереса, то теперь... Теперь он становился странно знакомым.
Стефания снова улыбнулась. Вымучено. С трудом. И продолжила говорить:
— В день, когда мой жених вернулся, я хотела покончить с собой. Прыгнуть в море со скал. Чтобы не жить с позором. Не растить ребенка, которого уже тогда возненавидела. Но Дьярви удержал меня. Уговорил. Сказал, что воспитает малыша как своего. Я поверила... Тогда на самом деле поверила, что все получится. Что мы сможем все забыть и жить обычной жизнью. Вот только не вышло... — Она покачала головой. — Беременность проходила ужасно. Ребенок вытягивал из меня все силы. Я похудела. Подурнела. Стала тенью себя прежней. И единственное, о чем могла думать — что стоило довести начатое до конца. Не дать ему родиться. К концу срока это стало единственной важной для меня мыслью. Мне казалось, если он появится, произойдет что-то страшное. Несколько раз я пыталась уйти. Мне хотелось прыгнуть в море. Только в нем виделось очищение. Избавление. Дьярви понимал. Запретил покидать дом. Пригласил повитух, которые следили за мной. А потом... Младенец родился ночью. Я... плохо помню, что происходило. Только боль. Бесконечную боль. А потом тьму. Я очнулась утром. Рядом в колыбели спал ребенок. Обычный. Как все дети. Я много видела младенцев, и он не отличался от них. Вот только... Я не могла взять его на руки. Каждый раз, когда склонялась над колыбелью, у меня темнело в глазах. Муж считал, что потом будет легче, но становилось только хуже. Молоко так и не пришло. Он нанял кормилицу. Но я не могла слышать плач ребенка. Видеть его. Чувствовать его запах. Он напоминал мне Льёта. И я ненавидела его так же, как и отца. В один из дней Дьярви уехал. Мы почти не говорили после родов, и когда он уехал, я не сразу поняла, что изменилось...