Смертельные послания

Мэтьюз Джон

Услышав звуки фортепьяно, доносившиеся из соседней комнаты, Джозеф поднял голову. Боже, эта убитая девушка была всего на несколько лет старше его Орианы!

В коридоре раздались шаги. Фортепьяно заиграло громче, и послышался голос его жены Софии, обращавшейся к Ориане:

– Помоги Паскалю и Марко с уроками. Ужин через полчаса.

– Да, хорошо.

Из открытой двери зазвучала более живая мелодия, и Ориана крикнула:

– Папа! Как тебе это?

Он отложил в сторону папку, лежавшую у него на коленях, и поднялся с кресла.

По коридору мимо него

пробежал и стал подниматься по лестнице его младший сын, четырехлетний Паскаль.

– Марко, Марко! – закричал он. – Мама сказала, что если ты в ближайшее время не закончишь делать домашнее задание, тебе не поздоровится!

Ардженти улыбнулся. Ему часто приходилось работать дома, где постоянно играла музыка, звучали крики и смех, – но он давно привык к этому и не желал для себя ничего иного.

Три маленькие комнатки в доме на Мотт-стрит, где он жил после переезда из Италии с тремя братьями, двумя сестрами, родителями и бабушкой, тоже всегда были наполнены веселыми голосами. Раздавались там и другие звуки: стоны отца по ночам, когда работа в литейном цеху стала слишком тяжелой для его возраста, плач матери, когда умер ее муж и когда она потеряла своего самого младшего сына, скончавшегося от туберкулеза в трехлетнем возрасте, испуганный шепот, когда они прятались в шкафу или под кухонным столом во время визитов сборщика арендной платы. Окончательно мать добила смерть его сестры Мареллы. Наголодавшись в детстве, Джозеф дал себе слово, что его собственная семья никогда не будет ни в чем нуждаться.

Дом на Чарлтон-стрит, где он жил теперь с женой и детьми, и дом его родителей отличались друг от друга, как небо и земля. Как только Ориана стала достаточно взрослой, чтобы присматривать за Паскалем и Марко, София устроилась на работу в бакалейную лавку, находившуюся в одном квартале от них. Зарплата самого Ардженти постепенно увеличивалась благодаря продвижению по службе. Фортепьяно было приобретено для Орианы три года назад, как будто в подтверждение ее возросшего статуса.

Дочь улыбнулась Джозефу, когда он появился на пороге:

– Как тебе это?

– Даже не знаю. А что это?

– «Громовержец» Соузы – но в новом стиле, который, как говорит мой учитель музыки, приобретает популярность.

Прислушавшись, Ардженти не без труда узнал в рваном синкопированном ритме популярный марш, и у него сразу упало настроение. Это напомнило ему музыку танцевальных залов в Тендерлойне: Элли Каллен и Камилла Грин танцевали под нее, в то время как Потрошитель выбирал себе жертву. Он вымученно улыбнулся:

– В самом деле, интересный стиль. Но едва ли такая музыка поможет тебе стать концертирующей пианисткой. Не могу представить, чтобы ее играли в «Мэдисон сквер гарден».

– Да, пожалуй, ты прав.

Ориана продолжила играть ту же мелодию. Но когда Джозеф, вернувшись в свою комнату, положил на колени папки с делами Потрошителя, она вновь заиграла «Лунную сонату».

Когда Джеймсон столкнулся с Ардженти в «Мэдисон сквер гарден», он в действительности только начал готовиться к лекции в «Бельвю».

Прочитав письмо в «Нью-Йорк таймс», молодой человек два дня пропадал у Лина.

Это началось, когда его новая экономка принесла ему чай.

Финли отличался приверженностью привычкам и традициям. В Лондоне у него была чудесная, на редкость надежная экономка по имени Меган – уроженка Шотландии возрастом около шестидесяти лет. Она сочла, что слишком стара для поездки в Америку и разлуки с семьей.

Он хотел, чтобы его американская домоправительница была в как можно большей степени похожа на Меган, и поэтому поинтересовался в манхэттенском агентстве, нет ли у них шотландских экономок «зрелых лет». Самой близкой к его идеалу оказалась тридцатипятилетняя женщина – наполовину шотландка, наполовину индианка племени мохоков. «Но она в этой профессии уже десять лет, и мы получали о ней только очень хорошие отзывы».

Джеймсон нанял Элис и нашел ее достаточно прилежной, хотя временами она была, на его взгляд, чрезмерно заботливой и суетливой. Вероятно, так ему казалось только потому, что он чрезвычайно привык к Меган и ее никто не мог ему заменить.

В то утро новая экономка принесла ему чай и поставила перед ним на стол. Принявшись раскладывать бумаги, с которыми он работал, Финли убрал со стола блюдце с чашкой и поставил его на край каминной полки.

Элис подошла к камину и отодвинула блюдце на несколько дюймов от края. Он с удивлением взглянул на нее:

– Зачем вы сделали это?

– Я… я подумала, что чашка может упасть. Блюдце стояло слишком близко к краю.

Англичанин воспринял это как оскорбительное сомнение в его знаниях в таких областях, как математика и законы Ньютона.

– Нет, она не могла упасть, поскольку находилась в устойчивом положении, – ответил он сердито.

– Но… но вы могли уронить ее, потянувшись за ней и случайно столкнув.

Краска бросилась Джеймсону в лицо:

– Теперь вы еще и усугубляете свою ошибку, высказывая предположение, будто я могу быть неуклюжим. Просто невыносимая женщина!

Элис прикусила нижнюю губу, и у нее увлажнились глаза.

Лоуренс с озабоченным видом следил за этим разговором, прихлебывая чай.

– И вы уже не впервые ведете себя подобным образом, не так ли? – продолжал отчитывать экономку Финли. – Всего несколько дней назад вы куда-то убрали мои бумаги. Мне потребовалось несколько часов, чтобы найти их!

– Прошу прощения.

– Если я что-то куда-то кладу, это значит, что я делаю это по какой-то причине. По вполне определенной причине!

– Я понимаю…

– Следовательно, я не хочу, чтобы это трогали!

– Простите меня, сэр, если я вызвала у вас неудовольствие, – пробормотала Элис.

Не в силах больше сдерживать слезы, она выбежала из комнаты.

Биделл проводил ее встревоженным взглядом и затем повернулся к своему другу:

– Это было неуместно, Финли. Вы вели себя совершенно неразумно.

Тот сделал небрежный жест рукой:

– Ха! Мне только это и нужно. Чтобы сумасшедший сказал мне, что я неразумен.