Смертельный блюз

Картер Браун

— По местам! Каждый знает свою роль, начнем! — я отошел в угол.

— Стоп! — сказал Муллинс. — А почему вы не пьете? Мне одному не одолеть, — он обвел пространство комнаты, заполненное бутылками. — Да и скучно одному-то.

— Но вы должны!..

— Нет! — отрезал трубач. — Или мы пьем все вместе, или я в ваших экспериментах участвовать не буду.

— Мистер Муллинс, это серьезно! — вступила мне на подмогу Эйприл. — Мы ищем убийцу. И в том эксперименте, который предлагает

мистер Бойд, есть смысл.

Но Муллинс в своих убеждениях был тверд, как скала.

Надо отдать должное мужеству Эйприл: она второй раз сказала свое «хорошо», взяла полный стакан, выпила, сморщилась, как сушеная виноградина, тут же запила виски соком и победно посмотрела на меня.

Я понимал: цена ее подвига — жалованье, то бишь заработок, которого она лишится, если Глория потеряет работу. И все-таки Эйприл оказалась молодчиной.

— Ну, теперь мы посмотрим на вас, мистер Бойд, — змей-искуситель, он же трубач, повернулся ко мне. — У меня и тост имеется.

— Вот как!

— За то, чтобы я вспомнил! — провозгласил Муллинс.

Мы начали пить.

Запасы музыканта оказались нескончаемы. Сколько я в себя влил, подсчитать было трудно. Стены и пол, звуки и лица плыли перед глазами, в голове стоял туман.

Муллинс сразу же занял позицию на полу. Он поставил рядом с собой три полные бутылки и стакан. Он играл на трубе, наливал, снова играл...

Эйприл пыталась имитировать походку Элен: она ходила туда-сюда, то садилась на табурет, то перебирала бутылки...

Эйприл начала танцевать сама с собой. Я охотно потанцевал бы тоже, но не мог подняться на ноги: они были ватные, а пол в домике вообразил себя, почему-то, палубой корабля.

Эйприл, видимо, на мгновение, отключилась и стала падать, хватаясь руками за мебель. Она села, отыскала мутными глазами меня и не нашла ничего лучшего, как браниться:

— Шизофреник! Олух!

— Эт-то я?..

— Вы, Бойд! Вы пьяны! И я пьяна!

— А я трезв, — чтобы произнести эту фразу, Муллинс перестал играть.

Выглядел трубач, как мне показалось, действительно трезвым, хотя две бутылки из трех уже были пусты. Я не без труда повернулся к Эйприл:

— Я что-то сделал не так?

— Ваш этот... дурацкий эксперимент провалился...

— Н-нет! Я категорически... Сейчас мы с вами ляжем на диванчик и посмотрим, провалится он или нет.

— А как же вот это... что вы хотели... реконстру... рукенстру... Э, черт!..

— Эйприл, мы созданы для любви!

— Я тоже, — уточнил Муллинс.

Я встал. Пол понесся мне навстречу с космической скоростью, и спустя мгновение я обнаружил себя лежащим.

— Об этом мы... не договаривались, — прошелестели мои губы, и я пополз к креслу.

Когда

я взобрался на него, Муллинс опять играл, а Эйприл опять кружилась.

— Проклятая музыка! — заорал я. — У меня болят от нее уши. Эй, вы! Мои уши...

Муллинс резко оборвал мелодию. Легче мне не стало: камнем навалилась тишина. Это был могильный камень. Я пытался придти в себя.

— Что мы должны делать дальше? — крикнула Эйприл: она, как и я, не владела голосом.

— Он — играет, она — сидит с ним, — крикнул я.

— Вы уверены?

Эйприл, шатаясь, подошла к Муллинсу, ноги ее подкосились, она не села, а, скорее, упала на бок.

Муллинс посмотрел, подумал и затянул блюз.

— Ну, Эйприл, подумайте, что сделала бы Элен сейчас!

Мои слова попали в цель: Эйприл вдруг начала гладить Муллинса по волосам, тереться о плечо и даже о ноги — как собачонка.

— Милый, дорогой...

Он оторвался на миг от трубы — погладил девушку в ответ.

— Элен... Нет, ты не Элен.

И снова заиграл.

Я вслушивался в мелодию и пытался вспомнить, что играл Муллинс в тот роковой вечер.

А эти двое так увлеклись друг другом, что я понял: наступил час убийства.

Я осторожно встал с кресла и, балансируя руками, зашел за спину Муллинса. Вытянул палец и «бабахнул» в Эйприл:

— Пуф! Падай!

Эйприл сыграла свою роль до конца. Упала она превосходно и даже перестаралась: в своем падении Эйприл обнажила не только ноги, но и бедра. Музыкант перестал играть и с интересом рассматривал открывшиеся сокровища Али-Бабы.

Но вот Муллинс затянул свой похоронный блюз «Он больше не шевелится» — его-то я вспомнил. Именно под эту мелодию вступили мы с Луи Бароном на палубу яхты.

— Всем — большое спасибо! — уныло сказал я. — Эксперимент закончен.

Эйприл поднялась с неохотой: ей больше нравилось лежать.

— Ну почему... — проговорила она заплетающимся языком, — почему закончен?.. У меня вот здесь чего-то не хватает... — она показала на лоб, где, по ее мнению, должна была быть дырочка от пули.

— Мистер Муллинс, — обратился я к музыканту, — вы вспомнили? Ну хоть что-нибудь...

Он положил инструмент рядом с собой.

— Что?

— Вы вспомнили детали, подробности?..

— Какие?

Он был пьян в доску.

— Ну вы хотя бы слышали, как я «бабахнул» в Эйприл и крикнул ей «падай»?

— Нет.

Я плюхнулся на диванчик рядом с Эйприл. Она потянулась к бутылке на полу. Подняла ее, поболтала и сказала очень просто:

— Предлагаю выпить. Эксперимент завершился рестуа... резульстуа...

— Результативно! — не выдержал я издевательств над языком.