Смертельный груз
Шрифт:
Дальнейшие расспросы показали, что оба свидетеля настаивали на реальности увиденной ими женской руки, хотя обосновывали это не совсем веским доводом: «Что мы, по-вашему, уж и человеческую руку распознать не смогли бы?» Инспектор не считал возможным в данный момент признать их точку зрения как окончательно верную, но и не отметал ее полностью. Как невозможно было исключить и такую странную на первый взгляд вероятность, что в бочке находился не целый труп, а всего лишь рука или даже только кисть, подсунутая туда какими-нибудь студентами-медиками в качестве дурной и очень злой шутки. Но он отбросил свои рассуждения и вновь обратился к Харкнессу:
– Вы сохранили письмо,
– Да, сэр, – ответил мастер и передал ему письмо.
Оно оказалось написанным почерком типичного мелкого клерка на листе бумаги с грифом пароходства и внешне не вызывало подозрений.
Мистеру Харкнессу 5 апреля 1912 г.
Доставить на борт судна «Снегирь»
Гавань Святой Екатерины.
Тема: К вашему разговору с мистером Броутоном по поводу бочки, прибывшей для мистера Феликса.
Я обсудил суть дела с мистером Броутоном и мистером Феликсом при личной встрече. В ходе беседы все вопросы были нами исчерпывающе решены, и потому груз должен быть выдан мистеру Феликсу незамедлительно.
По получении данной записки прошу осуществить передачу бочки получателю без дальнейших проволочек.
Поскольку в обязанности нашей компании входит доставка груза по указанному на нем адресу, пожалуйста, сопроводите его в качестве официального представителя «ОКП», чтобы впоследствии доложить мне об окончательном исполнении заказа.
От имени руководства «ОКП Лимитед»
Х Эвери, исполнительный директор
(Написано делопроизводителем XX.)
Уверенный почерк делопроизводителя изменил ему, когда он дошел до инициала имени Эвери, получившегося неразборчивым (и воспринимавшимся как ничего не значившая буква «Х»), хотя фамилия была выведена четко той же рукой.
– Как я вижу, – сказал инспектор, повернувшись к Броутону, – это написано на листе, принадлежащем вашей компании. Гриф с эмблемой едва ли можно подделать, не так ли?
– Да, это действительно бланк нашего пароходства, – ответил клерк, – но записка все равно явно фальшивая.
– Я почему-то так сразу и подумал, но чем вы подтвердите свое мнение? Почему так считаете?
– У меня есть для этого несколько причин, сэр. Во-первых, мы никогда не используем бумагу столь высокого качества для внутренней переписки между сотрудниками. У нас есть более дешевые бланки, предназначенные для такого рода сообщений. Во-вторых, у нас все печатается на пишущих машинках. И последнее – вот это «XX» не является подлинной подписью ни одного из делопроизводителей «ОКП».
– Весьма убедительно. Человек, написавший фальшивку, не знал ни имени вашего исполнительного директора, ни инициалов делопроизводителя. Ему стала известна лишь фамилия Эвери, а именно этой информацией, согласно вашим показаниям, и обладал мистер Феликс.
– Но как, черт возьми, он раздобыл наш бланк?
Бернли чуть заметно улыбнулся:
– Ответ на ваш вопрос предельно прост. Разве не ваш главный клерк вручил лист бумаги Феликсу?
– Вот те на! А ведь верно, сэр! Теперь все понятно. Он попросил лист бумаги и конверт, чтобы написать жалобу мистеру Эвери.
– Разумеется. Мне это пришло в голову, как только мистер Эвери рассказал о полученном пустом конверте. Я догадался, что Феликс будет делать, а потому поспешил в гавань, надеясь опередить его. Но не вышло. А теперь давайте вернемся к сопроводительной бирке на бочке. Хотелось бы, чтобы вы описали ее еще раз как можно подробнее.
– Это была карточка шести дюймов по вертикали и четырех по горизонтали, прикрепленная металлическими скобками. Наверху значилось название фирмы Дюпьера и эмблема со слоганом, а ниже шла полоса с графами для адреса получателя. На ней явно выделялась неровная черная линия. Бирку в этом месте взрезали и вставили другой кусок карточки. Именно на этой вставке, а не на оригинальной бирке и значилась фамилия Феликса вместе с его адресом.
– Занятная деталь. Вы нашли для нее хоть какое-то объяснение?
– Я подумал, что, вероятно, у Дюпьера неожиданно закончились бирки для грузов, и в компании решили прибегнуть к уже использованной ранее.
Бернли в ответ пробурчал что-то неопределенное, обдумывая эту деталь. Разумеется, предположение, высказанное клерком, казалось вполне правдоподобным. Более того, если в бочке действительно перевозили скульптуру, оно выглядело наиболее вероятным. Правда, если в ней находился труп, то требовалось продолжить искать причину подмены адреса. В этом случае, заключил инспектор, груз вообще мог поступить не от Дюпьера. И ему пришла в голову весьма вероятная версия. Предположим, некто получил от Дюпьера статую в бочке, но прежде чем вернуть упаковку, совершил убийство. Тогда он решил избавиться от мертвого тела, отправив его куда-нибудь, использовав пустую тару. Как ему следовало поступить с биркой? Именно подобным образом. Он должен был оставить название фирмы Дюпьера для облегчения прохождения грузом таможни, но заменить имя и адрес получателя. Инспектор не видел лучшего способа проделать такую манипуляцию, чем тот, который и осуществили на практике. Он снова обратился к своим посетителям:
– Что ж, джентльмены, должен выразить вам благодарность за оперативное обращение и переданную информацию. А теперь мне осталось только записать ваши домашние адреса, и, думаю, на сегодня мы закончим.
Инспектор во второй раз отправился домой, но этим вечером ему не суждено было отдохнуть. Примерно в половине десятого его снова вызвали посыльным в Скотленд-Ярд. Кому-то срочно понадобилось поговорить с ним по телефону.
Глава 3
Наблюдатель на стене
В то время, когда инспектор Бернли беседовал у себя в кабинете с Броутоном и Харкнессом, иные события, связанные с той же бочкой, происходили в противоположном конце Лондона.
Полицейский констебль с табельным номером Зед-76, которого звали Джоном Уолкером, был в правоохранительных органах новичком. Умный и старательный молодой человек, не лишенный способностей, он крайне серьезно относился к себе самому и к своей работе. Строил амбициозные планы на будущее, целью которых было как можно быстрее дослужиться до звания детектива. Но подлинной его мечтой оставался тот день, когда он, достигнув головокружительной высоты, будет назначен инспектором Скотленд-Ярда. Он взахлеб читал Конан Дойла, Ричарда О. Фримена и других мастеров криминального жанра, и их произведения дополнительно распаляли его воображение. Попытки подражать любимым персонажам добавляли интереса в его жизни, и если не приносили большой пользы, то и вреда от них не было никакого.