Смертельный холод

Пенни Луиза

Это было правдой. У суперинтенданта лежала тяжесть на сердце из-за положения, в котором он оказался. Но он был единственным человеком, способным «утопить» Гамаша.

– Да, сэр, я понимаю.

– Ладно, – сказал Мишель Бребёф. – С этим все ясно. У меня еще звонок. Держи меня в курсе.

Он отключил агента Робера Лемье и принял следующий звонок.

– Bonjour, суперинтендант, – услышал он в трубке низкий дружеский голос Гамаша.

– Bonne ann'ee, Armand, – откликнулся Бребёф. – Чем могу тебе помочь, mon ami?

– У нас проблема. Мне нужно поговорить с тобой

об агенте Николь.

Вернувшись домой, Иветт Николь распаковала чемодан, затолкала в ящики грязную одежду. Ее отец стоял в дверях, набираясь мужества, перед тем как заговорить. Начать новый год с правды о вымышленном дядюшке Соле.

– Иветт.

– Да?

Она повернулась.

Засаленный серый свитер превратился в комок в ее руках. Говорила она недовольным голосом; прежде он не без некоторого удовлетворения отмечал, что таким тоном она разговаривает только с другими, но никогда – с ним. Теперь он почуял запах дыма, который усилился, когда он подошел ближе к дочери, – впечатление такое, будто ее жгли пламенем.

– Я горжусь тобой, – сказал он.

Она, конечно, рассказала ему про пожар. Но описание этого происшествия по телефону из Трех Сосен казалось нереальным. А сейчас, ощутив этот запах, представив ее в опасной близости к огню, он почувствовал страх. Неужели он мог потерять ее? Из-за лжи? Из-за вымышленного дядюшки Сола?

– Я больше не хочу об этом говорить. Я тебе уже все рассказала.

Она повернулась к нему спиной. В первый раз. Одним неторопливым, злобным, рассчитанным движением она навсегда изменила его жизнь. Отвернулась от него.

Опустошенный, потерявший дар речи Ари Николев пытался найти в себе смелость сказать дочери, что чуть не потерял ее из-за лжи, которую он ей скормил. И повторял много раз. Всю ее жизнь.

Она, конечно же, возненавидит его. Глядя на спину дочери, Николев представил себе свою жизнь на много лет вперед, серую и холодную. Все тепло, смех и любовь превратились в лед, были похоронены под годами лжи и сожаления. Стоило ли говорить правду, зная, что так оно будет?

– Я хочу…

– Чего ты хочешь?

Она снова повернулась к нему, силой воли побуждая его попросить ее еще раз. Пусть-ка еще раз вызовет ее на откровенность. Вызовет еще и еще раз этот рассказ о губительном пожаре, чтобы он вошел в семейную легенду, а бесчисленные повторы сгладили бы все нестыковки.

«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – безмолвно молила она отца. – Пожалуйста, спроси меня еще раз».

– Я хочу дать тебе это.

Он вытащил из кармана и уронил в ее ладонь конфетку в целлофановой обертке, которая зашуршала, как пламя в начале пожара. Он вышел и исчез в темном коридоре, дым цеплялся к нему, как когда-то цеплялась дочь.

– С кем ты говорил? – спросила Рейн-Мари, вернувшись в машину.

– С Мишелем Бребёфом.

Гамаш включил передачу. «План задействован», – подумал он. На выезде из Трех Сосен они увидели стоявшего у машины человека, который помахал им.

– Это не Дени Фортен? – спросил Гамаш, знакомый с известным галеристом.

– Я толком не

видела, но похоже, что он, – ответила Рейн-Мари. – Я встретила в бистро твоего приятеля. Он говорит, что рад был тебя повидать.

– Правда? Кто это?

– Билли Уильямс.

– И ты поняла, что он говорит? – удивленно спросил Гамаш.

– До последнего слова. Он просил меня передать тебе это.

У нее на коленях лежал маленький бумажный пакетик, и она защищала его от нового члена их семейства – пса Анри, развалившегося на заднем сиденье. Он внимательно слушал их разговор, помахивая хвостом. Рейн-Мари открыла пакетик и показала Гамашу кусок торта из безе с лимоном. У Гамаша мурашки побежали по коже.

– Слушай, тут есть салфетка, и на ней что-то написано, – сказала Рейн-Мари. Она засунула руку в пакет и вытащила салфетку. – Ну не забавно ли?

Гамаш притормозил у обочины на вершине дю-Мулен.

– Дай-ка я попытаюсь догадаться, – сказал он, чувствуя, как сердце бьется в груди.

Там, где есть любовь, есть и отвага, Где есть отвага, есть и мир, Где есть мир, там есть Бог. А когда у вас есть Бог, у вас есть всё.

– Откуда ты знаешь? – спросила Рейн-Мари, глядя на него расширившимися от удивления глазами.

В зеркало заднего вида Арман Гамаш видел Три Сосны. Он вышел из машины и посмотрел на деревню, каждый дом которой гостеприимно светился теплом, обещая защиту от слишком холодного порой мира. Он закрыл глаза, чувствуя, как успокаивается его сердце.

– У тебя все в порядке?

Одетая в варежку рука Рейн-Мари оказалась в его руке.

– Более чем. – Он улыбнулся. – У меня есть всё.

Благодарности

Неизменно и, как всегда, в первую очередь мои благодарности Майклу, моему удивительному, прекрасному, блестящему и терпеливому мужу.

Спасибо Гэри Мэтьюсу и Джеймсу Кларку за прояснение важных вопросов об электричестве. Спасибо Лили де Гранпре за то, что французский язык выверен, в особенности в сфере лексики, не принятой в хорошем обществе, которой я, конечно, не пользуюсь, явно в отличие от нее. Спасибо Марку Бро за то, что позволил мне воспользоваться его чудесным именем. Спасибо доктору Роберту Сеймуру и доктору Джанет Уилсон за советы по медицине и за те необходимые мне ответы по медицинским вопросам, что я от них получила.

Немалая часть «Смертельного холода» посвящена кёрлингу, спорту, который я – так уж случилось – люблю. Я немного играла в кёрлинг в Тандер-Бее и Монреале и с уважением отношусь к мастерству и самообладанию, свойственным игрокам. Я уже не говорю об их способности делать поразительные броски в условиях колоссального напряжения. Это удивительный спорт, что бы ни думал о нем инспектор Бовуар. Я побывала в Клубе кёрлинга в Саттоне и говорила там с Уэйном Кларксоном, Ральфом Дэвидсоном и Бобом Дугласом, которые объяснили мне стратегию. Спасибо им за время, уделенное мне, и терпение.