Смертельный номер
Шрифт:
– Идейка действительно неплохая, – кивнул Марат. – Испанцы ошиблись лишь в одном: я не похититель, а объект устранения. Вопрос в том, кто меня заказал.
– Вопрос несложный.
– Вот и ответь на него.
– Зиновий Ростовцев давно и безуспешно пытается взять под свой контроль контрабанду алмазов. Похищение бриллиантов у Де Бирс мог организовать только он. Ты для него – как кость в горле. Все более чем очевидно.
– Так и есть, – Багиров в задумчивости пожевал губами. – Непонятно только, что случилось с вертолетом. Судя по заключению экспертов, одежда киллера была опалена. Это значит, что вертолет взорвался в воздухе.
– Уже выяснил, – усмехнулся Свидерский. – Вертолет сбил Совок.
– Совок? – отодвинув в сторону кальян, Марат изумленно уставился на своего собеседника. – Ты сказал – Совок? Но почему? Каким образом?
– Спьяну, – пояснил Руслан. – Он погружался в нирвану, а вертолет ему помешал.
– В нирвану? – недоверчиво повторил Багиров, прикидывая, не перебрал ли он с опием – уж больно странное направление принимал разговор. – Совок? Ты уверен, что мы говорим об одном и том же человеке?
– Пригородные поезда. Все дело в них. Электрички довели Совка до нирваны.
– Электрички?
Мысленно Марат дал зарок в течение нескольких месяцев не употреблять ничего крепче мягкой марокканской марихуаны.
– С тех пор, как Совок по твоему приказу пересел со своего "шестисотого" на пригородные электрички, от тоски он начал читать книги, а Кабан для хохмы подсунул ему какуюто мудреную брошюрку про буддизм. Вот Совок и вычитал там про нирвану, – объяснил Свидерский, и Багиров с облегчением вздохнул – всетаки хорошо, что дело не в опии.
– И Совок решил опробовать нирвану на практике?
– Точно. От электричек у него началось чтото вроде депрессии. Совок жить не может без своего "мерина", а его вдруг взяли и пересадили на пригородные поезда – вот парень и не выдержал. А что делает в депрессии русский человек?
– Пьет, – с глубокой убежденностью произнес Марат.
– Правильно, пьет, а как выпьет – впадает в нирвану. Этим Совок и решил заняться, причем, после книжонки о буддизме, не как бог на душу положит, а на высоком научном уровне. Погрузил, значит, он на свою яхту ящик водки, закуску, взял винтовку – чаек отпугивать, и отправился в открытое море, где никто не помешает в нирвану впадать. Нагружается парень потихоньку, балдеет, вокруг до самой линии горизонта никого, даже чаек нет. Депрессия прошла, на душе легкость необычайная. Откупорил третью бутылку, отрешился от мирских страстей, вдруг слышит – жужжит какаято тварь, в нирвану впадать мешает. Огляделся по сторонам – на горизонте два вертолета маячат. Ну, Совок с пьяных глаз и пальнул между ними. Хотел пугнуть, чтобы убрались куда подальше и кайф не ломали, а они вдруг взяли и взорвались. Оба. Совок так и не понял, было это на самом деле или в нирване ему пригрезилось. Потом все ходил, у ребят допытывался, можно ли одним выстрелом два вертолета сбить.
– Еще бутылкадругая – и он бы эскадрилью "Фантомов" порешил.
– А то и две.
– Я бы не удивился, – заметил Багиров. – Воистину, Россия без дураков, что цирк без клоунов. Даже не знаю, что делать с Совком – поздравить с удачным выстрелом или пристрелить за идиотизм. Одно дело – с пьяных глаз палить по воронам в Подмосковье, и совсем другое – по вертолетам в Испании.
– Может, снимем парня с электричек? – предложил Руслан. – Неровен час, он еще о чемнибудь этаком в книжках прочитает.
– Я
– А потом?
– Я должен получить пешку Канесиро.
– Насчет агента будут какието распоряжения?
– Мне он не нужен. Действуй по обстоятельствам.
Затянувшись в последний раз, Свидерский затушил сигару.
– Я понял. Может, поручим эту работу Совку? В своем деле он ас. Заодно от электричек отдохнет.
– Можно и Совку, – согласился Багиров. – Только предупреди его – никакой водки и нирван во время работы.
– Само собой, – кивнул Руслан. – Совок отлично знает наши правила.
* * *
Совок болезненно поморщился и, положив на колени книгу "Сансара и нирвана. Эстетический идеализм раннего буддизма", погладил пальцами ноющий от боли висок. Вот уже десять минут он, прервав чтение, яростно буравил взглядом затылок сидящей перед ним китаянки, но это не помогало. Желание придушить косоглазую стерву с каждой секундой становилось все более нестерпимым, но Совок прекрасно понимал: то, что сошло бы ему с рук на родине, решительно не проходило в Испании. В цивилизованной Европе российским браткам волейневолей приходилось сдерживать естественные порывы души.
– Следующая станция – "Барселона – Санс", – объявил механический голос, но Совок его не услышал. Не услышал он и льющуюся из динамиков "Фантастическую симфонию" Берлиоза, пришедшую на смену "Смерти Озе". Их полностью заглушали пронзительные вопли китаянки.
Уже битые четверть часа чертова косоглазая, намертво прилепившись к мобильному телефону, активно выясняла отношения с невидимым собеседником. Язвительноистерические интонации ее голоса наводили на мысль, что речь идет о разборке с неверным возлюбленным. Разговор, уже начавшийся на повышенных тонах, стремительно набирал обороты.
Непривычные слуху созвучия китайского языка резали ухо, буквально вбуравливаясь в мозг. Спустя две минуты после начала разговора китаянка то визжала почти на пределе ультразвука, то шипела, как змея, то разражалась низким зловещим хохотом, от которого по коже бежали мурашки.
Совок не выносил общественный транспорт, и если он находился сейчас в электричке, а не в просторном салоне своего серебристого "Мерседеса", для этого должна была найтись более чем веская причина – такая, как личный приказ Марата Багирова. Черт бы подрал этого Марата! Самто, небось, на пригородных поездах не ездит.
Матюгнувшись про себя, Совок опустил веки и снова потер разламывающийся от боли висок.
Поднявшаяся в верхний салон женщина в черном платке, длинной цыганской юбке и с привязанным за спиной ребенком остановилась около лестницы. Несколько мгновений Мария Гриценко буравила неприязненным взглядом орущую в телефон китаянку. Придется поднапрячься, чтобы перекричать эту мерзкую узкопленочную лахудру. Крусиграма кашлянула и помассировала горло ладонью.
– Доообрый деееень, сеньеооры!!! – забился в тесном помещении протяжный, надрывающий душу вопль.