Смертельный шторм
Шрифт:
— Понадеемся, что нас ждёт первый вариант, — сказал Алфей, вытащив меч из потрескавшейся земли.
Отделение направилось в сторону дворца, через поле из изломанных трупов чужаков. Терминаторы двигались медленно и осторожно, их чувства были напряжены, чтобы не пропустить любой признак врага, находящегося где-то поблизости. Карлаен чувствовал, как за их движениями наблюдают глаза, скрытые в окружающем мраке. Алфей был прав — за ними следили. Авгур-линзы в его бионическом глазе сканировали тьму, окружающую разрушенную площадь, но враг не показал себя. Это не значило, что рядом никого не было, он всего лишь умел хорошо прятаться.
Повелитель
Когда повелитель открыл их, его оценивающий взгляд был прикован к захватчикам, в попытке оценить их количество и возможности. Отродье чувствовал разумы своих детей, собирающихся в тенях руин. Он был готов принести их всех в жертву ради победы, хоть и любил их. Да, это было подходящее слово… любовь. Он любил своих детей, так же как его любил Разум улья, и он готов был без колебаний посылать их на убой сотнями, если это бы это помогло избавиться хотя бы от одного из гигантов в красной броне, двигающихся по площади.
Его площади.
Эта неожиданная вспышка гнева передалась детям повелителя по синаптической связи, и среди них прокатилась волна приглушенных рыков и скрип хитина. Повелитель выводка заставил себя успокоиться и позволил песни Левиафана сгладить его злобу. Отродье открыл связь между собой и детьми, позволив им почувствовать бесконечное величие силы, которой они служили. В его разуме шелестели обрывки слов и голосов, чьи носители были давно мертвы. Элегантные, описательные фразы, которые, возможно, рассказывали об огромном свившемся разуме, верховенствующем над ним и его детьми и простирающимся от горизонта до горизонта, как голодное солнце.
Повелитель почувствовал, как его сознание и воля начали ослабевать под напором проникающей и обволакивающей песни. Одна его часть страстно желала воссоединиться с Левиафаном, после долгого времени, проведенного в одиночестве. И скоро это произойдёт, такова была судьба всех живых существ на Фодии — стать кормом для великого зверя, извивающегося в пустоте и следующего за светом далекой звезды.
Но время ещё не пришло. Повелитель закрыл свой разум от голоса Разума улья, прервав песню и потревожив детей. Ближайший из генокрадов вопросительно засопел и защелкал, на что повелитель выводка успокаивающе рыкнул и вновь сфокусировался на пришельцах. Он чувствовал, что остальные из их числа подходят ближе, так же как те, внизу, двигались к ступеням дворца. Скоро их станет больше. Слишком много в одном месте. Отродье присел, оценивая происходящее.
Нет, он не мог так рисковать. Для начала нужно было убить столько, сколько возможно и проредить их число, а затем планировать следующий шаг. Он, горбясь, двинулся вперед, потянувшись разумом к горящим искрам сознаний пришельцев. Несмотря на то, что он легко мог принести в жертву всех своих детей ради достижения цели, повелитель не видел причин отказываться от применения других своих сил.
— Контакт, сектор двенадцать, — сказал Алфей. Карлаен сверился с сенсорами и увидел красное пятно, означающее приближающуюся биоформу.
— Контакт, сектор восемь, девять, одиннадцать… — начал Леонос, но его перебил близнец.
— …контакт во многих секторах, — поспешно сказал Дамарис.
— Они решили перестать прятаться, —
— Построиться. Если они нападут — мы отобьем атаку. Что бы не случилось, мы больше не отступаем, двигаемся только вперед.
Он снова сверился с сенсорами, отмечая позиции врагов. Терминаторы были окружены со всех сторон, как будто разум, управлявший ими, сделал выводы из своих предыдущих стратегий и теперь пытался отрезать все пути отхода. Однако они не атаковали. Карлаен пристально смотрел во тьму, пытаясь понять мотивацию врага. Чего они ждали?
Ответ пришёл мгновение спустя, когда разум капитана неожиданно забился в конвульсиях, разрушаемый сетью враждебных мыслей. Карлаен резко выдохнул и наклонился вперед, схватившись за голову. Остальные делали что-то похожее, дергаясь от неожиданной боли, ворвавшейся в их мысли и разрывавшей их изнутри.
Зрение Карлаена покрылось красной пеленой, но не той, с которой он был так хорошо знаком. Эта была пелена болезни, которая может появляться в последние моменты жизни умирающего животного. Он охнул, когда чужеродные мысли проникли в его собственные, прорываясь сквозь стены дисциплины и гипно-внушений, чтобы зацепиться за ядро человечности внутри. Старые, давно скрытые воспоминания поднялись на поверхность и с криком вырывались на свет. Он вспоминал тьму саркофага, в который был заключен, когда был послушником, с трудом ощущающим течение времени, пока кровь примарха создавала из подростка нечто новое. Тьма сжимала и давила на него. Даже в почти бессознательном состоянии он первые несколько недель кричал, сорвав голос.
Появились новые воспоминания, поднятые атакующей его нечеловеческой волей. Капитан чувствовал жар орудий, которые почти забрали его жизнь, чувствовал мрачную тень, угрожающую выйти на поверхность в тяжелейшие мгновения. Разум Карлаена трясся в хватке врага, пытаясь выбраться из неё, и воспоминания начали меняться, они становились всё более ужасными и абсолютно чужими. Он почувствовал диссонанс песни Разума улья, прогремевший в его голове и уносящий его, оставляя только единую цель — поглощать. Эти мысли принадлежали не ему, а врагу. Карлаен достаточно часто сражался с тиранидами, чтобы знать, что, хотя большинство и атаковало когтями, ядом и кислотными нечистотами, некоторые могли обратить мысли человека против него самого.
И всё-таки там было что-то ещё. Нечто, что Карлаен увидел даже в агонии… Изъян в ровной беспощадной стене всеобщего голода, угрожающего поглотить его. Голод, который нужно было утолить не только биомассой, но чем-то ещё, чем-то более человечным. Что бы это ни было, оно представляло собой слабость, и Ангел знал, что делать со слабостью врага, будь она физическая или внутренняя. Он сосредоточился на ней, вложив всю свою силу воли, будто его мысли были молотом, который забыто свисал с его руки. Капитан увидел незнакомые лица — мужчину, женщину и мальчика — и почувствовал, как в нём закипает злоба, одновременно животная и такая человеческая, с оттенком тоски или, возможно, безумия. Карлаен почувствовал удивление и отражение встревоженного рева атакующего в своей голове, пока разум космодесантника бился в его хватке.