Смертельный треугольник
Шрифт:
Действительно, ерунда какая-то, подумал Гордеев, не стоит внимания.
— А как же вы собирались сфотографироваться, если вершину штурмовали в одиночку?
— Ну у меня хороший фотоаппарат был, с большим углом съемки.
Гордеев кивнул: понятно, мол.
— Как же вы с горой прощались? Сказали ей что-нибудь ласковое?
— Не-а. Я так устал, что даже не оборачивался, когда уходил. А осенью, уходя, я все время оборачивался. Смотрел, смотрел, не мог оторваться. Гора ведь очень красивая. Так и ушел. Но она меня сильно достала,
4
Маевская немного опоздала. Она вошла стремительным шагом, длинные волосы разметались по плечам, и Гордеев снова не смог не отметить, насколько она хороша. Все по-прежнему было при ней — и длинные волосы, и длинные ноги, и темно-синие глаза. Она была в джинсах, кроссовках и коричневом кожаном пиджаке. Гордеев закрыл в компьютере папку «Мохнаткин» и предложил гостье на выбор — чай, кофе или минеральную воду, но она отказалась и как бы ответным жестом поставила ему на стол нечто завернутое в полиэтиленовый пакет.
Гордеев посмотрел на нее вопросительно, и Маевская сказала:
— А вы разверните.
Гордеев раскрыл пакет и достал оттуда то, что по форме в нем и угадывалось — бутылку. Это был арманьяк, уже знакомый Гордееву, только не тот, что сам он покупал вчера, а «Шабо» — лимитированной серии и тридцатилетней выдержки, который стоил, если адвокату не изменяла память, четыреста семнадцать с половиной долларов.
— Что это значит? — спросил Гордеев.
— Это вам. Подарок.
— А за что, позвольте узнать?
— В знак благодарности. — Она взяла свою сумочку, которую Гордеев сразу же положил на край стола, и даже не удосужилась заглянуть внутрь. Повесила ее на спинку стула, на который присела.
Гордеев молчал и думал. Восстановление водительских прав едва ли потянуло бы на четыре сотни долларов. Может быть, сама сумочка стоила больше, может, это какое-нибудь произведение искусства от-кутюр? Так опять же нет, вряд ли. Янтарная брошка? Ерунда какая-то.
— Яна Станиславовна, я что-то вас не понимаю. — Он наконец нарушил молчание, наблюдая, как она раскуривает свой «Житан», явно никуда не торопясь. — Я ведь не просил никакого вознаграждения за свою услугу и…
Тут она ему поощрительно улыбнулась. Темно-синие глаза прищурились и стали еще темнее.
— У меня много работы, — несколько нелогично продолжил Гордеев. — Поэтому прошу вас забрать свои вещи и… — Он вспомнил, что так и не выяснил, откуда она узнала его имя.
— Ну это, положим, неправда, — сообщила Маевская, пуская в потолок затейливое сизое колечко.
— Что неправда? — не понял Гордеев.
— Нет у вас никакой работы. Точнее, есть, но очень мало. У вас же на сегодняшний день один клиент!
— Слушайте, вы кто вообще?! — похолодел адвокат.
— Как кто? Яна Станиславовна Маевская. Как будто сами не знаете.
— Но я действительно вас не знаю.
— Этого не
Гордеев почувствовал себя беспомощно. Он привык общаться с людьми, на которых обычно действовали хоть какие-то логические доводы.
— Посмотрите внимательно, — предложила Маевская. — Что вы видите?
— Вижу хорошенькую молодую особу, которая тратит мое время, как свое собственное.
— Я готова это компенсировать, — туг же заявила она.
— Как это?
— Как у вас заведено.
Двусмысленность ситуации стала Гордеева доставать.
— А как у меня заведено? — Он чуть повысил голос.
— Это вам виднее.
— О господи! Да объясните же наконец, что вы хотите, и заберите свой коньяк. То есть арманьяк. Откуда вы вообще узнали?.. — Тут Гордеев запнулся. — Погодите, погодите! Значит, в этом магазине вы оказались не случайно? Вы следили за мной? Сумочку тоже специально в машине оставили?
— Ну уж нет! — возмутилась Маевская. — За кого вы меня принимаете вообще?
— Я бы принял вас за кого-нибудь, если бы вы наконец объяснили, кто вы такая и чего хотите.
— Я актриса, — сказала она и опустила пушистые ресницы.
И тут он понял, на кого она была похожа. Разумеется, она не могла быть актрисой, но на актрису она очень сильно смахивала. На знаменитую и, увы, уже покойную Монахову. Действительно, Гордеев присмотрелся и обнаружил явное сходство. Так Мила Монахова могла бы выглядеть лет десять или пятнадцать назад, разве что бюст у нее, конечно, был на пару размеров больше. Этим, собственно, Монахова и стала поначалу выделяться на экране среди отечественных актрис, потом уже у нее стали обнаруживать драматический талант. Впрочем, он отвлекся. Ну и что с того, что барышня похожа на Монахову? Зачем нужно это нагромождение лжи и к чему все эти уловки и забегание вперед — с сумочкой и с бутылкой французского пойла? Теперь Гордеев не сомневался, что его хотят втравить в какую-то авантюру. Надо держать ухо востро. На всякий случай он еще дальше отодвинул бутылку арманьяка. И уловил, как Маевская едва заметно, краешком рта, усмехнулась. Что она, в сущности, себе позволяет, эта девчонка? Такая самоуверенность…
— Еще раз спрашиваю, — тут он с удивлением обнаружил, что испытывает некие сильные эмоции (опять же удивление, раздражение, даже любопытство), — объясните внятно, чего вы добиваетесь?
— Мне нужны ваши профессиональные услуги.
— Ах вот как!
— Конечно. Неужели вы подумали что-то другое? — притворно изумилась она, поведя плечиками, и Гордеев подивился грации этого жеста.
— Ну и?
— Мне говорили о вас как об очень профессиональном юристе, но главное — честном и отзывчивом человеке. Уж простите великодушно за этот маленький эксперимент с магазином и сумочкой. Я хотела проверить быстроту вашей реакции, понимаете? Как скоро вы меня найдете и вообще — что станете делать?