Смертельный удар
Шрифт:
Теперь этот человек должен был уйти, потому что комиссар решил, что пришло время молодых. Только в этот момент до Фреда дошло, что это значит. Больше не будет защитного зонтика и помощи влиятельного человека. Ему придется всем заниматься самому, и это он должен будет заботиться о своих людях, чтобы посторонние не дышали им в спину.
– Я еще остаюсь до конца сентября. Так мы договорились с комиссаром, чтобы я мог довести все дела до конца. Завтра в девять утра ты должен быть у воеводского комиссара, чтобы он официально поручил тебе возглавить отдел с первого октября текущего года.
– Чем потом займетесь, товарищ полковник?
Жито задумался
– Чем займусь? Мне ни на что не хватало времени все эти годы. Поеду наконец в Нотецкую пущу и буду спокойно рыбачить. Но я еще понаблюдаю за расследованием, которое вы сейчас ведете, очевидно, коллеги из Службы безопасности будут создавать нам проблемы.
Глава 3
г. Яроцин
15:52
– Это вы ведете расследование? – капитан Галась посмотрел с недоверием на худощавого, конопатого рыжего мужчину в импортных джинсах, черной майке и джинсовой куртке; он вообще не был похож на офицера. Кроме того, от него несло спиртным.
– Что? – неохотно посмотрел тот на гражданского, вынимая пачку «Радомских». Он не успел ничего ответить, потому что сзади раздался голос, который его отвлек.
– С ума сойти, что за бардак, – сказал низкорослый лысеющий мужчина. Не обращая внимания на Галася, он подошел к рыжему. Он был в сером поношенном костюме, а пиджак с трудом застегивался на выступающем животе.
Он стал сбоку и без спроса вытащил сигарету из пачки, которую рыжий держал в руке. Он сразу спрятал пачку в карман, не угостив Галася.
– Почему бардак? – удивился он, посмотрев на красную палатку, вокруг которой кружил фотограф.
Несмотря на послеобеденное время, солнце по-прежнему неимоверно жарило. Рыжий сунул сигарету в рот, снял куртку и забросил за левое плечо. Его не волновало, что он при этом раскрыл служебный секрет, то есть кобуру с пистолетом под мышкой.
– Лучше бы работой занялись, в каких-нибудь хозяйствах, а не наряжались как мартышки. Я бы их всех разогнал, – продолжал Олькевич.
– Теось, молодежи нужно где-то отрываться, разве нет?
– Так пусть отрываются на работе, лес сажают или собирают урожай, здесь просто Содом и Гоморра. Еще и подгребать за ними придется. – Олькевич указал на красную палатку, вокруг которой суетились криминалисты.
– Я Галась из Службы безопасности. Я обеспечиваю безопасность во время фестиваля, – напомнил о своем существовании гражданский в костюме, не понимая, как они смеют так демонстративно его игнорировать.
Оба как по команде повернулись в его сторону, как будто только сейчас заметили, что кто-то стоит рядом.
По взгляду рыжего вообще ничего нельзя было определить, это был равнодушный взгляд из разряда тех, которыми покупатель в продуктовом магазине одаривает зельц, уже две недели лежащий на прилавке. А вот второй, лысеющий, поправил остатки волос, сдвинувшихся на лоб, и внимательно посмотрел на мужчину.
– Извините, что вы сказали?
– Я Фабиан Галась из познанской Службы безопасности.
Лысый усмехнулся, после чего поклонился с грациозностью гиппопотама.
– А я Олькевич из познанской Вильды, – сказал он и громко икнул, а потом рассмеялся, как какой-то сумасшедший.
Прежде чем Галась успел прийти в себя, эти двое повернулись к нему спиной и пошли к «Нисе», где сидел старый и невоспитанный капитан. Такого неуважения Галась не мог простить.
Бродяк тем временем открыл дверь «Нисы» и заглянул внутрь. Лещинский сидел за столиком, установленным в машине криминалистов, и что-то писал в записной книжке. Он всегда подробно описывал место происшествия, потому что знал, что любая деталь, даже незначительная на первый взгляд, может помочь поймать преступника. Однако чем больше он углублялся в анализ деталей, тем больше чувствовал себя беспомощным. Он сразу понял, что немногим может помочь. Место преступления затоптали зеваки, появившиеся в палатке до того, как Блашковский навел там порядок. Напротив капитана сидел патологоанатом и тоже что-то писал в протоколе.
– Приветствую, господа, – сказал старший лейтенант. – Как обстоят дела на месте? – Он кивнул головой в сторону красной палатки.
– Рана на виске, нанесенная тупым предметом. Девушка, возраст 16–18 лет, смерть наступила 24 часа назад. Больше скажу после вскрытия, – сказал Яблонский.
Бродяк уселся за столиком, а вслед за ним, постанывая от усилий, в машину втиснулся Олькевич.
– Ей 17 лет, ее зовут Иоланта Гайдук, проживает в Познани, она учащаяся лицея им. Мартинковского. У нее был при себе кожаный кошелек, в котором был билет учащегося, немного денег, а еще этот блокнот. – Сказав это, капитан Лещинский положил на стол оформленные улики.
– Кроме того, в ее сумке мы нашли документы еще одной девушки. Она ее ровесница. Скорее всего они вместе приехали на фестиваль. Я уже передал приметы парням Блашковского. Они сейчас ищут ее на палаточном поле. У всех есть ее фотография. Один из курсантов из Щитно сделал копии у местного фотографа. Думаю, в ближайшее время они ее найдут. Если только она не…
– Мне при виде трупа обязательно нужно выпить, – сказал Олькевич, бесцеремонно перебивая капитана, который хотел продолжить разговор. Но Теофиль вынул из внутреннего кармана пиджака советскую фляжку с олимпийским Мишкой и протянул Бродяку. Тот сделал глоток, а потом передал фляжку патологоанатому. Все выпили.
Бродяк посмотрел на Яблонского, вернувшегося к заполнению бланка.
– Можешь хотя бы приблизительно сказать, чем ее убили? От чего дыра в голове?
Яблонский посмотрел на старшего лейтенанта поверх очков, которые сдвинулись на кончик носа, пока он писал.
– Буду знать точно в Познани, сейчас могу лишь сказать, что это был тупой предмет, которым убийца ударил несколько раз в одно место. Скорее всего это был молоток.
– Когда я был участковым в Хвалишево, у меня был такой случай, – сказал Олькевич. – У соседа был во дворе сарай, где он делал деревянную мебель: полки, столы, табуреты и все такое. Голон Владислав, так его звали, я давно его знал, потому что он жил через три дома от меня, так мы каждый день виделись, я иногда к нему заглядывал, чтобы выпить в культурной обстановке, под крышей, а не на улице. У него была очень вредная баба, вечно прибегала разгонять компанию и увести своего благоверного домой. Владик был спокойным выпивохой, она его годами терроризировала. Но однажды она, как обычно, пришла, чтобы он перестал пить и возвращался домой. А он уснул на столярном столе. Когда жена увидела, что он лежит в бессознательном состоянии, стала орать на всю улицу и обзывать по-всякому. Владик не реагировал, она начала его трясти. И он проснулся, но не понял, что происходит, подумал, что на него напали. Он схватил молоток со стола и как дал им.