Смертельный удар
Шрифт:
– Нужно сделать ему искусственное дыхание, – сказал тощий длинноволосый парень, на котором была только набедренная повязка а-ля Виннету.
– Кто-нибудь умеет делать искусственное дыхание? – Обернулся стоявший возле тощего парень в черной кожаной куртке с булавками на рукаве.
Из быстро растущей толпы любопытных вышла мелкая девчонка в длинном сером платье, пошитом из трикотажных пеленок.
– Я окончила курсы первой помощи. Могу сделать ему…
– Иди отсюда, – сказал панк. – Это не место для девчонок. Там дикий ужас. Нужен мужик, чтобы привести его в чувства.
– Сам иди, придурок, – огрызнулась неудавшаяся медсестра и обиженно отвернулась.
– Нужно дать ему воды, тогда он очнется, – сказал низкорослый,
– А где ты возьмешь воду, умник? Ее нигде нет со вчерашнего дня. – Панк с иронией посмотрел на лысого. – Можешь помочиться ему на лицо.
В этот момент в толпу влетел Мариуш Блашковский. Он хотел отодвинуть в сторону парней, стоявших у входа, но здоровяк в ажурной майке бесцеремонно его оттолкнул.
– Что происходит? Что там? – спросил Мариуш.
– Отвали. Это мы их нашли. Хочешь посмотреть, гони деньги. Кто хочет увидеть представление, тот платит Мише. – Он указал на похожего на него металлиста в надетой на голый торс черной безрукавке, стоявшего справа от входа в разворошенную палатку.
– Мне нужно знать, за что платить.
– За голую неподвижную телку.
– Что значит неподвижную?
– Мертвую, придурок. Ты польский язык не понимаешь? Плати или проваливай, не мешай другим.
Мариуш посмотрел на него внимательно, оценивая свои шансы. В рукопашном бою, который преподавали в школе, он был неплох, и мог бы справиться с этим здоровяком, но пришел в выводу, что не стоит создавать дополнительные проблемы. Он сунул руку в карман и вынул служебное удостоверение.
– Исчезни, работает милиция! – прикрикнул он на парня, и этого хватило, чтобы тот сбежал. Остальные подростки, загораживавшие вход в палатку, отошли в сторону как по мановению волшебной палочки. Вонь, доносившаяся из палатки, усилилась.
Милиционер наклонился и заглянул внутрь. Сначала он заметил парня. Он подполз к нему на коленях и проверил пульс, приложив ладонь к шее. Живой, подумал он с облегчением. Он заметил еще одного человека. Он не заметил его сразу, потому что, вероятно, под напором любопытных верхняя часть палатки обрушилась и накрыла его плотным саваном, из-под которого видна была только нога. Мариуш поднял брезент и почувствовал слабость. Еще немного и он потерял бы сознание, как до этого Вилли.
Он быстро выбежал из палатки, остановился снаружи и сделал глубокий вдох. Он посмотрел на кольцо окружавших его молодых людей.
Слева все это время стоял металлист, которого друг назвал Мишей.
– Эй, Мишка, – обратился к нему Мариуш, – подними свою задницу и приведи сюда наряд милиции.
– Что? – спросил удивленно металлист.
– Бегом за милицией!
– Я не Мишка, а Миша.
– Бегом, я сказал! И предупреди, что милиционеру нужна помощь.
10:15
Старший лейтенант Стефан Медушевский из городского комиссариата в Яроцине предчувствовал недоброе. Он всю ночь не мог уснуть. Ворочался с боку на бок, а когда задремал, ему стали сниться кошмары. Ему казалось, что он куда-то бежит, сквозь какую-то чащу, то ли людей, то ли деревьев. Он спотыкался, падал, вновь поднимался и продолжал бежать. Когда казалось, что скоро он выбежит на открытое пространство, он проснулся в холодном поту. В конце концов 53-летнему мужчине, ростом метр шестьдесят и весом девяносто восемь килограммов, совсем не просто бегать, даже во сне. Этот сон многократно повторялся. В пять утра старший лейтенант сдался. Он осторожно встал с постели. Тихо, чтобы не разбудить спящую жену, оделся и спустился вниз, на кухню. Он сидел там до шести утра, читая старые газеты, пока не решил, что хватит сидеть дома, лучше выйти в люди. Он выехал из гаража на своем маленьком «Фиате» и направился в сторону комиссариата. Уже несколько дней, с того момента, когда в Яроцин стали прибывать толпы молодых людей, он выбирал более длинный путь. Он медленно проезжал мимо палаточного поля и наблюдал за этими
Если бы это от него зависело, он организовал бы все по-другому. Прежде всего, участники фестиваля надели бы одинаковые белые рубашки и темные брюки или юбки. И сидели бы на стульях перед сценой, на которую попали бы только ансамбли, прошедшие общенациональный отбор, организованный в городских и региональных домах культуры. Конечно, должны быть представлены молодежные группы, исполняющие танцевальную или народную музыку, в том числе смешанный хор. Больше всего Медушевскому не хватало хора на этом фестивале. Он сам пел в хоре местного дома культуры, и некоторые даже говорили, что у него звучный, как милицейская сирена, баритон. Старший лейтенант считал, что петь в хоре – самое прекрасное увлечение для человека, который ценит хорошую музыку. Однако то, что происходило здесь, во время фестиваля, было чем-то невообразимым. Вопящие длинноволосые исполнители, ревущие гитары, громкие барабаны и истеричная толпа перед сценой. Все это вызывало в нем негативные эмоции и глубоко ранило его артистичную натуру.
Но что поделать, у высшего руководства, по-видимому, был какой-то план, связанный с этими воплями, думал Медушевский. Если власти так решили, нужно делать все, чтобы обезопасить это сборище пещерных людей, и сделать все, чтобы здесь, в Яроцине, было безопасно, и чтобы с ними ничего не случилось.
Поэтому по дороге на работу старший лейтенант патрулировал улицы на своем «Фиате», а после собрания в комиссариате садился в служебную «Нису» и лично развозил наряды милиции, поручая каждому очень важные задания.
В восемь утра он вернулся на палаточное поле. Это было время, когда большинство участников фестиваля еще спало. Старший лейтенант вместе с подчиненными обходил всю территорию, проверяя, не произошел ли какой-либо инцидент. Единственное нарушение, на которое следовало обратить внимание, это засранцы, спавшие не в палатках, а прямо на траве. У него были подозрения, что это незарегистрированные участники фестиваля, а кроме того, находящиеся под влиянием алкоголя. Однако таких нарушителей были сотни, поэтому старший лейтенант должен был довольствоваться лишь тем, что их будили и прогоняли из общественных мест. Задерживали только тех, кто оказывал сопротивление. В последние дни он задержал всего тридцать хулиганов, оскорбивших достоинство милиционеров и честь мундира.
Немного, но все же, – думал Медушевский, он ведь не мог задержать всех, даже если бы хотел. Где взять столько милиционеров, столько транспорта для арестованных и столько камер?
В кабинете, где он сейчас сидел, было грязно и пахло сигаретами. Уже несколько дней никто не подметал пол, не опорожнял наполненные окурками пепельницы и не мыл стаканы из-под кофе с засохшей гущей. Уборщица заболела, а мужчинам не приходило в голову заниматься подобной ерундой. Впрочем этот беспорядок был привычным на работе. На трех столах валялись кипы документов, папок и каких-то старых бумаг. Коричневый шкаф из секции, выпущенной по проекту Ковальских, стоявший у зеленой обшарпанной стены, покрашенной во время последнего ремонта в 72-м масляной краской, трещал по швам от старых газет и книг, которые никто не читал. Там же стояли бутылки из-под газировки с фарфоровой пробкой, которые уже нельзя было обменять в магазине, потому что лет пять назад их перестали производить.