Смертельный удар
Шрифт:
— Новый сигнал с передовых триер. Корабли врага перестраиваются. Видимая численность — около сотни кораблей. Размеры — большая часть не более посыльных ониер и около десятка побольше. Большие корабли идут впереди, в центре линии.
Адмирал кивнул. Десять кораблей побольше. Может, это и есть какое-то тайное оружие, позволившее каким-то посыльным ониерам победить мощные боевые триеры?..
— Золотой эскадре — увеличить ход. — Он сжал поручни ограждения.
Передавать особенности разработанной им тактики на остальные корабли эскадры времени уже не было, поэтому оставалось только показать все личным примером. Золотая эскадра, на кораблях которой стояли самые мощные во всем флоте баллисты и катапульты, подходила для этого как нельзя лучше. К тому же, если противник вывел вперед свои наиболее крупные суда, значит, он желает сразу захватить инициативу. Позволить ему сделать это адмирал никак не хотел. Флагман затихал. Отряды золотоплечих уже стояли на определенных им местах, и только один, состоящий из пяти десятков воинов,
— Оттянуть тетиву!
Тут же в мелодию идущей полным ходом пентеры вплелись звуки скрипа вращаемых воротов. Адмирал нахмурился. Две задние баллисты не могли вести огонь, так как каюта жреца заслоняла им весь сектор обстрела. Корабли врага уже были хорошо видны. Вражеский флот беспечно шел под парусами убрав весла внутрь. Адмирал понял, что они берегут силу гребцов для решающей схватки. Что ж, это было разумно. Впереди, прямо напротив уже вышедшей в первую линию Золотой эскадры двигалось восемь кораблей с двумя рядами весел, которые по размерам почти достигали триер. На их палубах виднелись и достаточно мощные баллисты и катапульты, хотя на первый взгляд они все же были слабее, чем те, что были установлены на кораблях Золотой эскадры. В этот момент у него над ухом послышался пьяный голос:
— Они собираются драться с нами?!
Адмирал дернулся. Рядом с ним, слегка покачиваясь, стоял первосвященный Сгрум. У обреза борта несколько младших жрецов торопливо отвязывали двенадцативесельную лодку, явно вознамерившись спустить ее на воду, для чего необходимо было прекратить движение и убрать весла.
— Что вы задумали, первосвященный? — спросил адмирал, уставившись на младших жрецов. Тот проследил за его взглядом и, сморщившись, рявкнул:
— Прекратить!
Младшие жрецы изумленно уставились на первосвященного, а тот повернулся к адмиралу и снисходительно пояснил:
— Верховный жрец повелел мне перед началом битвы пересесть в лодку, дабы быть готовым проследовать в то место боя, где нашим воинам наиболее потребуется духовная поддержка. Но я не вижу врага, который способен сделать что-то большее, чем просто захрустеть своими косточками на зубах посланцев Магр.
Адмирал стиснул зубы. Жрец явно был готов дать деру, но, увидев численность и размеры кораблей приближающегося флота, расхрабрился. Играм с горечью подумал, что жрец готовился совершить именно то, за что так рьяно обвинял капитана Искарота. Хотя, конечно, он не давал клятвы умереть на палубе своего корабля.
— Вражеские корабли в зоне досягаемости!
Играм снова обернулся к приближающемуся врагу. Реально оценить состояние тетив баллист и катапульт можно было только при выстреле. Поэтому он громко выкрикнул:
— Залп!
Гулко хлопнули тетивы, потом подобные звуки донеслись и с остальных кораблей Золотой эскадры. Триеры пока молчали.
Из их менее мощных орудий стрелять с такого расстояния было бессмысленно. Спустя несколько мгновений копья и каменные ядра вспенили воду совсем недалеко от бортов вражеских кораблей. На мачте идущего впереди вдруг взлетели какие-то флаги. В ту же секунду из весельных портов всех неприятельских кораблей высунулись весла, и горгосцы услышали громовой удар тысяч весел, одновременно ударивших о воду. Еще через секунду с мачт упали паруса, а сами мачты на ониерах вдруг стали клониться вниз, пока не исчезли, уложенные от носа к корме. Громко грянул еще один залп. Это расчеты баллист и катапульт, уже подготовившие орудия к выстрелу, повинуясь сигналу артиллерийского офицера, вновь спустили тетивы своих механизмов. Этот залп был немного более удачен. Несколько копий с других кораблей вонзились в палубы, около дюжины ядер ударили в борта и по веслам приближавшихся кораблей. И в этот момент они ответили. Адмирал завороженно смотрел, как круглые ядра взмывают в воздух, как они по гораздо более пологой траектории приближаются к его кораблям, как с глухим хрустом разлетаются на куски, выплескивая на палубы и борта волны жидкого огня. Когда столб пламени взметнулся на палубе пентеры, Играм почувствовал, как его охватило какое-то оцепенение. Внизу гребной золотоплечих, на которого попало несколько капель, визжа, крутился на месте, пытаясь сбить огонь, а потом, обезумев от боли, подбежал к борту и рухнул вниз, не удосужась даже расстегнуть шлем или дернуть за узлы шнуровку, стягивающую доспехи. Спустя несколько мгновений о палубу и борта пентеры ударилось еще несколько ядер, несущих огненную смерть, и корабль превратился в пылающий ад. Адмирал перевел взгляд на остальные корабли Золотой эскадры. Четыре, вырвавшиеся несколько вперед, уже превратились в гигантские огненные костры, из середины которых еще раздавались приглушенные ревом огня отчаянные крики. Еще около десятка, потеряв ход, безуспешно пытались справиться с быстро разгоравшимся пожаром. Остальные, поспешно отвернув, порывались скрыться от преследовавших их вражеских кораблей, которые прекратили обстрел своими чудовищными огненными снарядами, но начали успешно использовать
Флот превращался в беспорядочное стадо, в котором каждый капитан думал не о победе, а о выживании.
— Адмирал, шлюпка спущена. Мы не можем потушить это заклятое Щер и Зугар пламя.
— Что? — Адмирал недоуменно уставился в лицо капитана Смрога. — Где первосвященный?
Смрог осклабился:
— Он уже докладывает Магр, — и указал на обугленный труп с оскаленным в чудовищной улыбке черепом.
Адмирал будто во сне подошел к борту и ухватился за свисающий канат.
Когда они уже отошли от пылающего флагмана, в клубах дыма мелькнул хищный силуэт вражеской ониеры. Она вынырнула из дыма у кормы ближней триеры и, ударив загнутым носом в корму у стыка борта и гребных камер, будто живое существо вползла вверх по борту, мгновенно закрепившись в верхней точке несколькими десятками абордажных крючьев. Тут же раздались хлопки спущенных тетив и рев воинов, устремившихся в атаку. Играм застонал и выхватил меч. Гребцы испуганно вздрогнули, увидев, как адмирал с обнаженным мечом вскочил на ноги. Но он обвел их безумным взглядом и, развернув меч, вонзил его себе в грудь.
Он опередил смерть всего на несколько мгновений. Не успело безжизненное тело адмирала рухнуть на скамью, как вынырнувшая из клубов гари унирема обрушилась на лодку и раздавила ее как щепку.
В этот день был уничтожен горгосский флот.
Частъ II
Год Полной зимней ночи
— Вы как хотите, благородный господин, но дальше мы не пойдем. И так, коли вернемся, Ому-покровителю соленого акульего мяса пожертвуем. Заслонил от ситаккских «акул».
Человек, назвавшийся писцом Эвером, несколько мгновений всматривался в глаза шкипера этого утлого суденышка, потом медленно склонил голову:
— Хорошо, капитан, будем считать, что вы выполнили свою часть сделки.
Лицо его собеседника вспыхнуло радостью, но тут же потухло. Шкипер окинул Эвера боязливым взглядом и, сглотнув, напомнил:
— А-а… Э-э-э… Вторую половину… То есть плату-то.
Тот, кто назвался писцом, согласно кивнул, развязал тугой кожаный кошель и отсчитал в подставленную ладонь вторую половину условленной платы. Потом подхватил котомку и, вцепившись в протянутую руку шкипера, перебрался по перекинутой доске на причал, у которого был пришвартован корабль. Когда он уже стоял на прочных досках причала, из-за борта корабля донесся приглушенный хриплый голос:
— Не узнаю тебя, Икром, раньше бы ты ни за что не отпустил с корабля такого хлипака с туго набитым кошелем.
Послышался звук увесистой затрещины, и грубый голос капитана прорычал:
— Ты дурак, Маблуй. Где ты видел писца с таким тугим кошелем? Этот тип явно просто не хочет открывать свое истинное имя, хотя и не считает необходимым особенно скрываться. Мне совсем не хочется из-за дюжины-другой монет отправиться на корм акулам, как капитану Суммуту, да приберет Саиттан его душу.
Хриплый голос упрямо буркнул:
— Подумаешь, ножом по горлу — да в воду. Кто узнает-то?
— Ты кретин. Они добрались до ситаккца в ситаккских водах! Где же можно будет спрятаться нам?
Эвер усмехнулся. Надо же случиться такому совпадению Измененный, хотя и косвенно, спас ему жизнь. Но тут его пригвоздила к месту мысль, пронзившая, будто удар молнии. Ему вдруг пришло в голову, что именно Измененный, по существу, и сделал его тем, кем он сегодня стал. Кем бы он был, если бы тот не возник в этом мире именно на его острове? Самым обычным Наблюдателем. А может быть, какому-то из старших посвященных пришло бы в голову, что Тамарис заслуживает другого, более представительного Наблюдателя. В этом случае его труп был бы однажды обнаружен в выгребной яме какой-нибудь припортовой таверны. А может быть, он просто исчез бы, будто никогда и не жил. Сегодня он прекрасно знал, как поступают в подобных случаях. Так что по всему выходило, что боги связали его с Измененным гораздо сильнее, чем кого бы то ни было в этом мире. Ибо их связь существовала не благодаря, а вопреки их желаниям. Некоторое время Эвер стоял, ошеломленный этим открытием. Потом подхватил котомку и двинулся в сторону аккумского рынка. Надо было найти корабль, который доставил бы его на Ситакку. После того как Измененный прошлым летом уничтожил горгосский флот, ситаккцы остались единственной силой, способной остановить Измененного на море. И к тому же, хотя большинство капитанов, выходя на промысел, избегало иметь дело с элитийскими торговцами, памятуя о судьбе Суммута, ставшей в этой части моря уже притчей во языцех, в портовых тавернах Ситакки и Аккума все больше росло недовольство. Наблюдатель докладывал, что если бы удалось связать словом о мести хотя бы десяток капитанов, то остальные немедленно присоединились бы к ним. А это давало шанс на создание нового флота. Точного числа ситаккских галер, выходящих на разбойный промысел, никто не знал, однако Наблюдатель определял его не менее чем в четыре сотни кораблей. Если прибавить к этому еще и то, что ситаккцы были не в пример лучшими моряками, чем горгосцы, то становилось ясно, почему Совет Хранителей не мог не попытаться использовать открывавшиеся возможности.