Смертельный урок музыки
Шрифт:
Я прошел через темный зал. Потом – на цыпочках – через столовую.
Музыка продолжала играть.
Такая тихая и печальная…
Призрачная.
У дверей в гостиную я остановился. Я все думал, что будет, когда я туда загляну.
Исчезнет женщина или нет?
А может, она меня ждет?
Я сделал глубокий вдох, собираясь с духом, и шагнул через порог.
Она сидела за пианино, низко склонив голову. Длинные волосы закрывали лицо.
И поэтому я не видел ее глаз.
Тихая музыка закружила
Я затаил дыхание.
У меня дрожали коленки, но я все-таки сделал шаг вперед. Потом еще один.
Она была вся словно соткана из тумана. Серая призрачная фигура на фоне темного окна.
Она тихонько покачивала головой в такт мелодии. Ее руки скользили по клавишам, а рукава призрачной блузки развевались, как будто от ветра.
Я не видел ее глаз. Не видел ее лица. Длинные волосы скрывали ее, как вуаль.
Музыка словно парила во тьме, легкая и печальная.
Я сделал еще один шаг. До меня вдруг дошло, что я давно уже не дышу. Я с шумом выдохнул воздух.
Женщина прекратила играть. Быть может, она услышала мой бурный выдох и поняла, что я здесь.
Она подняла голову, и я увидел ее бледные глаза. Она смотрела на меня сквозь вуаль серых волос.
Я замер на месте.
Я затаил дыхание.
Я даже не вскрикнул.
Я ждал… сам не знаю чего.
– Все эти истории правдивы, – прошептала она.
Ее тихий голос напоминал шелест сухих листьев.
Я даже не был уверен, что расслышал ее правильно. Я хотел хоть что-то сказать, но не смог. В горле стоял комок и мешал говорить.
Я не в состоянии был выдавить из себя ни звука.
– Все истории правдивы, – повторила она. Ее голос был легким, как ветер. Едва различимым. Просто дрожь в воздухе.
Я только стоял и таращил глаза.
– К-какие истории? – наконец выдавил я.
– Истории про музыкальную школу.
Женщина вновь опустила голову, и серые волосы призрачной пеленой упали ей на лицо. Она оторвала руки от клавиш и медленно подняла их к лицу.
– Все истории правдивы. – Теперь ее тихий голос звучал как стон. – Правдивы.
Она протянула мне руки. Я в ужасе закричал. Я едва не захлебнулся криком.
Это были не руки – обрубки. У нее не было кистей.
Я не помню, что было потом. Когда я очнулся, рядом со мной была мама. Она обнимала меня и прижимала к себе.
– Джерри, успокойся. Все хорошо, Джерри. Все хорошо, – повторяла она.
– А? Мама?
Я задыхался. Мне не хватало воздуха. Сердце билось так сильно, что казалось, сейчас оно выскочит из груди. Ноги подкашивались.
– Мама?… Где?… Как?…
Я растерянно огляделся. В столовой горел свет. В дверях стоял папа и смотрел на меня, щурясь сквозь очки.
– Ты так орал, что весь город, наверное, перебудил, – сказал
Я ничего уже не понимал.
Я орал? Когда я орал? Я ничего такого не помнил.
– Но теперь все хорошо, – проговорила мама. – Теперь все хорошо.
Все хорошо?!
Мне снова представилась женщина-призрак. Вся серая. С длинными серыми волосами, которые скрывают лицо, как вуаль. Я вспомнил, как она протянула мне руки. Страшные обрубки. Без кистей и пальцев.
Я снова услышал ее тихий, призрачный голос: «Все истории правдивы».
Почему у нее не было рук? Почему?
И как она играла на пианино, если у нее нет пальцев?
Зачем ей играть на моем пианино? Зачем ей меня пугать?
У меня путались мысли. Столько вопросов… Мне хотелось кричать. Кричать долго и громко. Но я не мог. У меня не было сил.
– Мы с мамой спали. А ты напугал нас до смерти, – сказал папа. – Я в жизни не слышал таких жутких воплей.
Я не помнил, как я кричал. Не помнил, как исчезло привидение. Не помнил, как мама с палой вошли в гостиную.
Все это было так жутко… Наверное, поэтому у меня и заклинило память.
– Ты весь дрожишь. – Мама еще крепче прижала меня к себе. – Сейчас я тебе сделаю горячий шоколад. Постарайся успокоиться, Джерри.
– Я стараюсь, – выдавил я, стуча зубами.
– Наверное, ему снова приснился кошмар, – сказал папа маме.
– Ничего мне не приснилось! – закричал я.
– Ну, хорошо, хорошо, – быстро проговорил папа – он не хотел, чтобы я снова впадал в истерику.
Но было уже поздно. Я и сам не понял, как так получилось, но уже в следующую секунду я орал дурным голосом:
– Я не хочу больше играть на пианино! Не хочу! Уберите его отсюда! Уберите!
– Джерри, пожалуйста… – Мама встревожилась не на шутку.
Но я уже не мог остановиться:
– Я не хочу играть на пианино! Не хочу ходить в эту школу! Не хочу! Не хочу! Не хочу!
– Ладно, Джерри. Ладно! – Папе тоже пришлось повысить голос, чтобы перекричать мои отчаянные вопли. – Не хочешь – не надо. Никто тебя не заставляет.
– Не хочешь – не надо, – повторила за ним мама.
– Правда? – Я смотрел то на отца, то на маму, пытаясь понять, серьезно они говорят или нет.
– Если не хочешь учиться играть, то не надо. – Мама старалась говорить тихо и рассудительно. – Тем более что тебе и осталось всего одно занятие. Дальше мы пока не платили.
– Ага, – поддержал ее папа. – Когда ты в пятницу придешь в музыкальную школу, скажи доктору Визку, что ты передумал и больше не будешь заниматься.
– Но я не хочу… – начал было я.
Мама ласково закрыла мне рот ладонью:
– Нельзя просто бросить занятия – и все. Надо предупредить доктора Визка. Иначе получится очень невежливо.