Смерти нет
Шрифт:
Мать застала ее за чтением этого письма, но со свойственным ей тактом ничего не сказала и ни о чем не спросила. Марго сама показала ей письмо. Ей не хотелось, чтобы между ними были какие-то недомолвки.
Она спокойно встретила потемневший, встревоженный взгляд матери, полный вопросов, но ничего не сказала. Они молчали довольно долго. Наконец Елизавета Петровна не выдержала.
— Ты любишь его? — спросила она чуть дрогнувшим голосом.
— Не знаю, — честно ответила Марго. — Не знаю.
— Но он пишет…
— Я читала.
— Он пишет о том, как ты провожала его. Это правда?
— Да, я была там. Просто не могла не сделать этого для него.
— Отправила
— В этом есть что-то дурное?
— Но что будет, когда он вернется?
— Я подумаю об этом, когда он вернется. Елизавета Петровна стиснула руки на коленях так сильно, что побелели костяшки пальцев.
— Ты сама не понимаешь, с каким огнем играешь. Нельзя давать надежду такому мужчине, как Дро, не будучи уверенной в себе. Он этого не заслужил.
Марго изумленно посмотрела на мать:
— А я думала, что вы недолюбливаете его.
— Только с тех пор, как поняла, что он влюблен в тебя не на шутку.
— И давно это?
— С того самого момента, как это произошло.
Под недоумевающим взглядом дочери Елизавета Петровна почувствовала себя умудренной жизненным опытом старой дамой.
— Такое чувство невозможно скрыть. По крайней мере от меня. Поэтому я так и беспокоюсь. Боюсь, как бы ты не совершила непоправимую ошибку. — Она говорила быстро и уверенно, как о чем-то давно обдуманном и выстраданном. — Он не для тебя, пойми это. Вы слишком похожи, чтобы быть вместе. Два таких темперамента не могут ужиться. Я знаю, что непонятно говорю, но это правда. — Она беспомощно развела руками. — Кроме того, он намного старше. Он уже взрослый, сложившийся человек, а ты еще не знаешь себя.
— Но папа был еще старше, когда вы поженились, — заметила Марго.
Этот неожиданно простой довод заставил Елизавету Петровну вздрогнуть. Одной фразой дочь, сама того не подозревая, отбросила ее в прошлое, далекое уже прошлое, когда она была не Елизаветой Петровной, а Лизонькой Стыковой, прелестной барышней семнадцати лет от роду. Она порхала, смеялась, не зная забот, пела очень мило. «Наша Патти», — говорила о ней с гордостью маменька.
В тот год зима в Москве стояла холодная, ветреная. Но что с того печали в Рождество? Балы и карнавалы, один другого роскошнее, сменяли друг друга. Их блеск и пышность несказанно пленяли Лизу, ведь ее только стали вывозить в свет в этом сезоне. По общему мнению, она была его украшением. Высокая, тонкая, с царственной осанкой и лебединой шейкой, она легко и невесомо скользила по сверкающему паркету бального зала, закинув изящную руку на плечо очередного кавалера. Серые глаза ее, полуприкрытые темными ресницами, светились такой чистой, бьющей через край радостью, что невозможно было отвести взгляда. Это редкое сочетание светлых волос и темных бровей и ресниц придавало ее лицу изысканный аристократизм и редкое очарование. «Посмотрите на меня, — казалось, говорили ее глаза. — Разве не хороша я?» В своем шуршащем серебристом платье она напоминала прекрасную экзотическую бабочку, залетевшую на огонь и звуки музыки.
Такой и увидел ее Георгий Сардаров, узидел совсем по-особенному и понял, что погиб. Никогда еще ни одна женщина не производила на него такого сильного впечатления, сродни удару молнии. Ему почудилось, что именно это пленительное лицо являлось ему во сне, и не будет теперь ему и минуты покоя.
Лиза отдыхала между танцами вместе со своим кузеном Андреем. Веер трепетал в ее руке, наполовину закрывая лицо.
— Скажи, кто это там у колонны? Смотрит на нас. Андрей посмотрел в ту сторону, которую она указала взмахом ресниц.
— О-о, это новый Монте-Кристо. Редкий гость у нас в Москве.
Лиза слушала его вполуха. Он, как всегда, говорил совсем не то, что она хотела услышать. Под пристальным взглядом агатовых глаз она заволновалась и даже, кажется, покраснела. Она украдкой, прикрываясь веером, поглядывала не незнакомого мужчину. Его стройная широкоплечая фигура, затянутая в черное, поражала врожденным изяществом и силой. Смуглое лицо с крупным орлиным носом и курчавой мушкетерской бородкой дышало умом и благородством. На такое лицо хочется смотреть и смотреть, не переставая. Посеребренные легкой сединой виски совсем не старили его, а, напротив, подчеркивали молодой блеск глаз.
— Как ты думаешь, сколько ему лет? — спросила Лиза.
— Лет сорок или даже больше. Совсем старик, — с беспечностью юности ответил Андрей. — В отцы нам годится.
Неужели это правда? Ведь отец действительно уже старик, подумала Лиза, вспомнив его грузную фигуру и дряблые мешочки под глазами.
Через неделю она увидела его снова. Она с маменькой отправилась к «Мюру и Мерелизу» посмотреть новые образцы испанских кружев. Магазин, красочно убранный к Рождеству, сиял огнями. Витрины переливались, мерцали и так и манили к себе. Погибель для женского сердца, особенно при их стесненных обстоятельствах. Лиза плохо разбиралась в этих делах, но знала, что финансы их находятся не в лучшем положении, имения заложены, перезаложены, и отцу еле-еле удается сводить концы с концами. Вернее, матери. Отец умел только тратить, а потом красочно угрызаться по этому поводу.
В отделе кружев было людно. У прилавков толпились разодетые женщины, выбирали, оценивали, любовались. Маменька, со свойственным ей напором, протиснулась к прилавку, а Лиза осталась одна посреди зала. Она отошла в сторонку, где стояла золоченая рама, изысканно задрапированная кружевами. Они струились разноцветными волнами, расцветали причудливыми цветами, разлетались складками вееров. Лиза как зачарованная смотрела на это сказочное великолепие.
— Вам нравится?
Голос, неожиданно прозвучавший у нее за плечом, был густой, низкий, бархатный. Такой голос не заставит ни вздрогнуть, ни поежиться. Лиза, уже заинтригованная, повернулась, чтобы посмотреть на его обладателя. Это был он, тот самый таинственный Монте-Кристо. В безукоризненно сшитом пальто, с тонкой тростью с серебряным набалдашником он выглядел немыслимо элегантным. Его губы, очень яркие на смуглом лице, улыбались ей, обнажая белоснежные зубы. В руке он держал ее перчатку.
— Вы обронили…
Лиза взяла перчатку вдруг задрожавшими пальцами. Отчего она так волнуется? Ведь ничего особенного не происходит.
— Благодарю вас.
— Мы с вами встречались. На балу в Дворянском собрании.
Лиза кивнула и тут же пожалела об этом. Ведь их не представляли друг другу. Таким образом она дала понять, что заметила его тогда на балу. По выражению его глаз она увидела, что он не без удовольствия отметил это.
— Простите, я не представился. Георгий Арамович Сардаров. Так вам нравится? — Он небрежно указал тростью на раму с кружевами.
— Очень. Особенно эти. — Она показала на широкие кремовые воланы, венчающие всю композицию.
— У вас тонкий вкус, — похвалил он, и Лиза как-то сразу поняла, что он говорит серьезно, а вовсе не из желания польстить. — Единственный стоящий образчик из всей коллекции. Королевская вещь. Но согласитесь, Елизавета Петровна, что они, как бы ни были хороши, все равно мертвы, пока их не оживит тепло человеческого тела.
Лиза недоумевающе посмотрела на него. Откуда ему известно ее имя?