Смертники

Гончар Анатолий Михайлович

Муса Мачигоев

Муса нервничал, и не потому, что боялся время от времени летящих в его сторону шальных пуль, а оттого, что никак не мог решиться применить оружие. Его верный, готовый к бою «РПГ-7» лежал рядом, а он, Муса, пребывал в раздумьях. В том, что он сумеет положить выстрел в пятачок, Мачигоев не сомневался. Вот только не всегда взрыв происходил в месте падения. Иногда выстрел рикошетил от почвы и взрывался чуть в стороне или чуть дальше. Чуть дальше и чуть в стороне – это как раз на позициях, занимаемых его братьями-моджахедами.

Между

тем там, в эпицентре боя, происходило что-то странное. Боевики во главе с Махамедом Ахмадовым вместо того, чтобы задавить и добить угодившего в засаду противника, похоже, постепенно упускали инициативу из рук. Когда же со стороны спецов резко усилился огневой натиск, Муса понял – медлить больше нельзя. Будь что будет. Он выскочил из-за прикрытия деревьев, взял в оружие и, встав на правое колено, привычно взгромоздил гранатомет на плечо…

Рядовой Олег Тушин

Оставшийся в одиночестве пулеметчик прилип к своему «ПКМу», сквозь прорезь прицела всматриваясь в противоположную, северо-западную сторону лесной полосы. Мелькавшие фигуры он игнорировал, согласно приказу командира не желая выдавать своего присутствия. Но это длилось едва ли десяток секунд. Вскоре чуть выше мушки поползла согнутая фигура бегущего бандита. Олег быстро прицелился, нажал спусковой крючок, короткой очередью срезал его и, сместившись чуть левее, снова застыл в ожидании. На грохот выстрелов собственного пулемета голова отозвалась саднящей болью. Но Тушин почти не обращал на это внимания. Его радовало то, что в суете боя боевики, похоже, не заметили его стрельбы.

На этот раз ждать пришлось чуть дольше. Справа, там, где сейчас находилась основная часть группы, внезапно резко возросла огневая активность. Судя по всему, открыв кинжальный огонь, разведчики собирались предпринять какие-то действия.

Олег слегка отвлекся, соображая, что же это могло быть, и едва не прозевал внезапно появившуюся на горизонте цель: выбежавший на открытый участок боевик резво вскидывал на плечо трубу многоразового гранатомета. Но ему не повезло – он еще только целился, когда Тушин резко сместил ствол пулемета и надавил спуск. Фигура с гранатометом дернулась и, завопив от боли и страха, повалилась набок. Еще одна прицельная очередь легла рядом, пробив и трубу гранатомета, и шею сразу же затихшего Мачигоева.

Ибрагим Келоев

Перестрелка в тылу все усиливалась, и Ибрагим слегка нервничал. Он хоть и оставил там весь отряд Ахмадова, хоть и оборудовал там же многочисленные окопы, но все равно предполагал, что русские зайдут не оттуда, а с этой, более удобной для налета северо-восточной стороны.

«Наверное, спецы выслали разведдозор, – гадал старший Келоев, вслушиваясь в доносящиеся до его ушей звуки. – Но ничего-ничего, еще пара минут, и все будет кончено. Вот только где основная часть русской разведывательной группы? Наверное, скоро подтянется, не бросят же они подыхать своих товарищей?! Подтянется – и попадет в стальные клещи моих моджахедов и обо мне вскоре заговорит весь мир!» Вот только пока русской группы на горизонте не было, и Ибрагим продолжал вслушиваться и думать.

Время

шло, но засевшие у опушки леса спецназовцы ни в какую не желали погибать или сдаваться. Старший Келоев испытывал недоумение. Он действительно не понимал, что происходит. Почему перестрелка длится столь долго? Даже если в тыл действительно вышла вся спецназовская группа, то с ней все равно давно пора покончить. Но бой продолжался, и Ибрагим, не выдержав, поднес к губам микрофон «Кенвуда»:

– Махамед, – Келоев не любил пользоваться позывными, предпочитая называть своих собеседников по именам – мало каких Ибрагимов, Махмудов, Вах, Асламбеков бродит по территории его родной страны? Кто отличит Ибрагима Келоева от Ибрагима Мерзоева или Ибрагима Умарова? Никто. – Махамед, – повторил он второй раз, и снова не дождавшись ответа, уже резко, излишне обеспокоено потребовал: – Махамед, отзовись!

И опять в ответ тишина.

Ибрагим нервно закусил губу. В тылу творилось что-то непонятное.

– Уса! – попробовал он вызвать командира резерва, и на этот раз ему ответили сразу:

– Я слушаю.

– Уса, разберись, что происходит, – обеспокоенность Ибрагима начала перерастать в волнение – стрельба в тылу чуть приутихла, но не прекратилась.

– Хорошо, я все сделаю, не переживай! – Похоже, Умаров даже радовался очередной возможности проявить себя в качестве воина, способного решать любые задачи.

– И вот что, Уса, не лезь на рожон! – сказав, Ибрагим понял, что пожелание было лишним. Уса Умаров любил повоевать, но своей жизнью лишний раз предпочитал не рисковать. Он был мудр, и где напасть, где отступить, знал не хуже Келоева.

– Не переживай! – снова повторил Умаров и, засунув радиостанцию в нагрудный карман, отдал своим, уже давно готовым к любым неожиданностям моджахедам команду на выдвижение.

Старший прапорщик Ефимов

– Свои! – раздался громкий крик, уже рухнувшее к животу сердце влетело вверх, и наконец повернувшийся Кудинов увидел бегущего в их сторону командира.

– Остальные? – вопрос прозвучал, как крик души.

– Там, – кивок за бруствер окопов, туда, где шел непрекращающийся бой, откуда доносились и «чеховские» крики, и треск пулемета отстреливающегося от противника Юдина, и вторивший ему на левом фланге группы – теперь уже на левом – дробно рыкающий пулемет Тушина. А вот к ним присоединился «ПКМ» переползшего на новую позицию Вячина. На какое-то время это трио поглотило все звуки. И Ефимов вдруг понял, что не услышал ни одного помогавшего им автомата. Сердце почувствовало боль, но ее тут же затмила необходимость действовать.

Вспомнив, что так и не избавился от груза рейдового рюкзака, Сергей начал быстро сбрасывать с плеч его лямки. Несколько секунд, и тот шлепнулся на дно окопа.

– Кудинов, Гаврилюк – здесь! – Ефимов начал отдавать команды, еще занимаясь РРом. – Баранов – за мной! – Выстрелы со стороны противника почти стихли. Пулеметчикам все же удалось прижать оставшуюся часть бандитов к земле. – Раненых на спину, остальных пинками сюда. – Отданная команда прозвучала нарочито грубо, но по-другому уже было нельзя. И уже начав подниматься над бруствером, Ефимов оглянулся: – Аркадий, наблюдаешь, бьешь только наверняка!