Смертный бессмертный
Шрифт:
– Романтические бредни, не более, – отвечал я. – Давай проверим! К примеру, вон та женщина, что горной тропою спускается к реке…
– Что за зрелище! – воскликнул Эшберн. – Вот бы она осталась здесь хоть на четверть часа!.. Она пришла искупать ребенка: подходит к воде – запрокинутая голова – темные волосы – живописный наряд – пухлый мальчишка, что сидит у нее на плечах – дикая и величественная природа вокруг…
– И романтическая повесть, которой ты от нее ждешь.
– Готов поставить луидор на то, что судьба у нее не из обыкновенных. Взгляни, она ступает как богиня! Походка, осанка – все полно величия!
Я рассмеялся над его восторгами – и принял пари. Мы поспешили к прекрасной крестьянке; так состоялось наше знакомство с Фанни Шомон. Пока мы беседовали с ней, разразилась гроза – частое явление в этих местах, – и она сердечно пригласила нас переждать непогоду в своей хижине.
Дом
92
Непринужденность (фр.).
Видя женщину, проявляющую глубокий ум, прекрасную собой и образованную – а Фанни, несмотря на низкое положение, обладала и красотой, и образованием, и умом, – я всегда с нетерпением жду знакомства с ее мужем: любопытно знать, кого она сочла достойным себя. Луи Шомон был заметно старше жены: красивый малый с живыми карими глазами, вьющимися каштановыми волосами, с загорелым лицом, он носил на себе все следы деятельной, даже полной приключений жизни; в суровой складке меж бровей, в пламенных взглядах его порой ощущалось нечто неукротимое и мрачное, почти дикое – меж тем как Фанни, хоть высокий чистый лоб, большие выразительные глаза и спокойное достоинство в обращении придавали ей почти царственное величие, воплощала саму кротость, само терпение. Казалось, муж и жена не слишком-то друг другу подходят – и еще более странным показался нам этот союз, когда мы выслушали их историю. Она стоила мне луидора, однако доказала, что Фанни заслуживает стать героиней романа, и более того, показала, какие странные шутки порой играет с нами любовь, смешивая воду с огнем, сопрягая в гармоничном дуэте грубый бас и мелодичный тенор двух разных и по-разному настроенных инструментов. Хотя сыну их сравнялось уже пять лет, Фанни и Луи любили друг друга с нежностью и страстью молодоженов – и были счастливы: ее ангельская кротость и спокойствие умеряли его бурный нрав, а его энергичная, деятельная натура не давала ей унывать и вселяла силы, необходимые, чтобы добиваться своего среди житейских бурь и треволнений.
Фанни происходила из Бернского кантона; родилась она в бедном крестьянском семействе, одной из многих детей. Жили они на гребне одного холма и у подножия другого. Вокруг высились покрытые снегом горы, журчали питаемые оттепелями ручьи; не раз в ночи грохот, подобный грому, и треск ломаемых бурей сосен возвещал о недалекой лавине; не раз свирепая метель за окном грозила похоронить под снегом скромную хижину. Зима – мирное время лишь в глубоких ущельях; на склонах гор она несет беду. Нередко случается, что крестьянин не спит всю ночь, разгребая снег, грозящий завалить все входы и выходы из его жилища; или отправляется в бурю на поиски заплутавшей коровы, и семья со страхом считает часы до его возвращения. Однако постоянные труды и опасности чаще огрубляют и ожесточают, чем возвышают душу; и те из швейцарцев, что обитают в самых неприступных горах, нередко бывают тупоумны, замкнуты и угрюмы.
В таком-то краю открылся взор и проснулся ум маленькой Фанни. Она была из тех прелестных детей, чья красота с трудом поддается описанию, но трогает сердце: мягкий изгиб бровей, большие светло-карие глаза, полные то нежности, то неукротимости, круглые щеки с ямочками, чувственные губы, заостренный подбородок и, словно рама для этой картины, – роскошные каштановые кудри, а также голос, звучащий сладкой музыкой. Необычайная красота малютки Фанни привлекла внимание жены владельца шато, возвышавшегося на утесе – хозяин этого замка был в деревне полновластным господином. Фанни – ей было тогда десять лет – сделалась в шато частой гостьей. Детская душа ее была полна любви: скоро Фанни прочно завоевала сердце доброй госпожи, сделалась забавой для ее мужа и любимой подругой детских игр – для их единственного сына.
Однажды, в день какого-то праздника, Фанни обедала в шато. Теплый весенний день ближе к вечеру стал пасмурным и ветреным; на закате густо повалил снег, и было решено, что Фанни останется в замке на ночь. Но что-то звало ее домой; когда началась метель, Фанни пробралась в покои к своей покровительнице и стала умолять, чтобы ее отпустили к матери. «C’est impossible!» [93] –
93
Это невозможно (фр.).
Мадам де Марвиль решила дать Фанни буржуазное образование, которое возвысит ее над тяготами крестьянского существования, но и не сделает непригодной для скромной трудовой жизни. Растили ее в любви, но просто и скромно: достоинства ума и характера, а не прихотливое расположение благодетельницы возвышали девочку в глазах всех, кто ее знал. Ночь, когда погибла вся семья Фанни, не могла стереться из ее памяти; она наложила на детское чело печать безвременной серьезности, пробудила в младенческом сердце глубокие думы – и твердую решимость отплатить своим дорогим друзьям, насколько это в ее скромных силах, за добро только добром, сделать свою чудом спасенную жизнь для них источником одной лишь радости.
Итак, Фанни возрастала в красоте и добродетели. Улыбка ее сияла, как радуга родных небес; нежный голос, легкий шаг, неизменная ласковость, мягкость и готовность исполнять чужие желания сделали ее божеством для всей семьи.
Анри, единственный сын ее покровителей, был одного с ней возраста или несколькими месяцами старше. Всякий раз, приезжая из школы навестить родителей, он видел, что Фанни становилась еще прекраснее, еще добрее, еще привлекательнее прежнего; и в юном сердце его расцвела первая страсть к этой очаровательной крестьяночке, так оживившей и украсившей его родные пенаты. Несколько случайных взглядов и жестов выдали тайну матери: та обратила встревоженный взгляд на Фанни – но в ее лице прочла лишь невинность и доверие. Успокоенная только наполовину, мадам де Марвиль принялась раздумывать над средством от грозящего ее дому зла. Отослать Фанни было для нее нестерпимо; что же до сына – он окончил учение, и родители хотели, чтобы теперь он пожил с ними под одной крышей. Пока что красавица-крестьянка не замечает чувств своего юного сеньора: но долго ли продлится такое неведение? И долго ли горячее сердце, согревающее ее нежную грудь, останется неуязвимо для деспотической, всепоглощающей власти любви?
С удивлением – и с любопытной смесью разочарованной материнской гордости и искренней радости – мадам де Марвиль открыла наконец, что в сердце прекрасной Фанни пробудилась страсть к Луи Шомону, крестьянскому парню лет на десять ее старше. Пожалуй, для девушки, умеющей чувствовать глубоко и серьезно, как наша героиня, самым естественным было полюбить человека, превосходящего ее возрастом и опытом, а не товарища ее детских игр, веселого и легкомысленного Анри. Семья Луи, как и ее семья, стала жертвами нежданного несчастья; но причиною их беды была не стихия, а человеческая злая воля. Разоренными, лишенными всего, бежали они сюда из отдаленной коммуны, где их притеснял, довел до нищеты и выгнал из родного дома феодальный тиран. Мать Луи, привыкшая к покойной буржуазной жизни, умерла с разбитым сердцем; отец, человек необузданных страстей, взрастил в собственном сердце и в сердце сына ненависть и жажду мести «гордым угнетателям нашей земли». Жизнь отца и сына была нелегка, но в перерывах между тяжкими трудами они читали или вели между собой беседы о бедах человечества – и корень всех бед неизменно видели в общественном порядке, при котором над многими тиранически властвуют немногие.
Луи был хорош собой, отважен и полон сил, во всех трудных задачах превосходил сверстников; решимость и отвага сделали его, несмотря на бедность, своего рода деревенским вождем. Он был не безгрешен – слишком страстен, слишком полон духом сопротивления и мести; однако сердце у него было доброе, ум – там, где его не подавляли книжные теории, – проницательный, а способность чувствовать глубоко и сильно располагала его к любви. Фанни, ее простая, но величественная красота, мягкость и обходительность манер вкупе с глубочайшей чувствительностью – с первого взгляда запечатлелись глубоко в сердце молодого человека. Она же обратила на него внимание, по разговору поняв, что он отличается от своих товарищей и заметно их превосходит.