Смертный приговор
Шрифт:
— Вы видите здесь параллель? — Декер резко выпрямился. — Вы предполагаете, что я сделаю нечто такое, чтобы будет направлено против моей страны? — На сей раз Декер нисколько не старался следить за своим дыханием. — Может быть, вам стоит посоветовать нашему общему знакомому перечитать мое досье и попытаться найти там хоть что-нибудь, свидетельствующее о том, что я могу внезапно забыть о чести.
— Ты же сам говоришь, что люди меняются.
— А в наше время большинство людей проходит по меньшей мере три карьеры.
— Мне что-то трудновато следить за ходом твоей мысли, Декер.
— Военная карьера у меня была. Была и карьера правительственного служащего. Теперь настало время для моей третьей карьеры.
— И какой же она будет?
— Я пока еще не знаю. Мне не хотелось бы принимать слишком
Хэл не ответил.
— Я задал вопрос, — настаивал Декер.
Хэл снова промолчал.
— Лучше бы не в реабилитационную клинику Управления в Виргинии, — сказал Декер.
— А кто, кроме тебя, сказал хоть слово о Виргинии? — Хэл, казалось, сделал выбор. — Мы везем тебя именно туда, куда ты хотел попасть, — в Ла-Гардиа.
4
Декер купил билет в один конец. На протяжении шестичасового рейса с посадкой в Чикаго у него было много времени, чтобы подумать о том, что он делает. Его поведение было достаточно неординарным, так что он мог понять, почему его бывшее начальство вдруг впало в чуть ли не паническое волнение. Черт возьми, да его самого беспокоило собственное поведение. Его профессиональная жизнь целиком и полностью базировалась на самоконтроле, но теперь он резко изменил стиль и начал совершать поступки под влиянием прихотей.
Аэропорт Санта-Фе был слишком мал для приема современных пассажирских реактивных лайнеров. Ближайший крупный аэропорт находился в Альбукерке, и пока «МД-80» компании «Эмерикен эрлайнз» снижался и описывал почти полный круг, готовясь к приземлению, Декер, чувствуя себя потрясенным, разглядывал суровый выжженный солнцем желтый пейзаж внизу — песок и камни, тянувшиеся вплоть до бесплодных гор. «А чего еще ты ожидал?» — спросил он себя. Нью-Мексико — это пустыня.
Имевший четыре уровня, но все же довольно компактный аэровокзал Альбукерке обладал своеобразным обаянием и был отделан в красочном стиле народного творчества исконных обитателей Америки. К тому же здесь было замечательно эффективное обслуживание. Через десять минут после момента приземления Декер уже получил свой чемодан и стоял возле прилавка «Эйвис», оформляя прокат «Доджа Интрепид». Он не знал эту марку, но ему понравилось название автомобиля [7] .
7
«Додж Интрепид» можно перевести с английского как «отважная проделка».
— Как лучше всего добраться до Санта-Фе? — спросил он у молодой женщины, сидевшей за прилавком.
Она была испанкой и обладала яркой улыбкой, еще больше подчеркивавшей выразительность ее темных глаз.
— Это зависит от того, что вы подразумеваете под «лучше всего». Вас интересует самый быстрый маршрут или самый живописный?
— А живописный маршрут стоит того, чтобы по нему ехать?
— Еще как стоит. Если вы располагаете временем.
— Пожалуй, только временем я и располагаю.
— В таком случае у вас верный подход к тому, как следует проводить каникулы в Нью-Мексико, — ответила женщина. — Посмотрите на карту. Проедете несколько миль на север по магистрали номер двадцать пять. Повернете на восток по сороковой. Еще миль через двадцать снова поворот на север по Бирюзовому тракту. — Одновременно с рассказом она обводила маршрут на карте фломастером. — Как вы относитесь к «Маргарите»? [8]
— Пожалуй что люблю.
— В таком случае рекомендую остановку в городе по имени Мадрид. — Женщина сделала подчеркнутое ударение на первом слоге, как будто желала подчеркнуть, что речь идет вовсе не о столице Испании. — Тридцать лет назад он был почти заброшен. Теперь там расположилась колония художников. И там есть одна не слишком презентабельная на первый взгляд старая таверна под вывеской «Шахтный ствол», в которой, как утверждают, готовят лучшую в мире «Маргариту».
8
«Маргарита» —
— И это действительно так?
Женщина вместо ответа лишь блеснула своей очаровательной улыбкой и вручила ему автомобильные ключи.
Стоило Декеру проехать мимо металлических силуэтов двух скаковых лошадей, поставленных перед аэропортом, и двинуться дальше, руководствуясь указаниями дамы-клерка, как он заметил, что дома в Альбукерке практически ничем не отличаются от построек любой другой части страны. Время от времени ему на глаза попадались оштукатуренные строения с плоскими крышами, имевшие некоторое сходство с теми саманными домами, которые он видел по телевизору, но большей частью по сторонам дороги мелькали постройки с заостренными крышами и деревянными или кирпичными стенами. Едва успев отправиться в путь, он начал волноваться, не могла ли телевизионная программа преувеличить красоты Санта-Фе, не окажется ли город похожим на все остальные населенные пункты США.
По автомагистрали № 40 он некоторое время ехал вдоль могучей зубчатой стены гор. Когда же он повернул к северу на шоссе со старинным названием Бирюзовый тракт, то окружающий пейзаж стал изменяться. В качестве архитектурной нормы здесь выступали отдельно стоящие бревенчатые хижины и легкие каркасные домики с островерхими крышами в форме буквы А. Некоторое время он ехал по местности, где не было вообще никаких построек. Зато имелась сравнительно богатая растительность: можжевельник, раскидистые южные сосны-пинии, разнообразные приземистые кактусы и похожие на полынь кусты, достигавшие шести футов в высоту. Узкая дорога змеилась по обратной стороне того самого горного хребта, который он видел из Альбукерке. Путь уводил все выше и выше, и Декер вспомнил рассказ стюардессы из «МД-80» насчет того, что Альбукерке находится на высоте в милю — более пяти тысяч футов — над уровнем моря, точно так же, как Денвер, а Санта-Фе расположен гораздо выше — семь тысяч футов, и чтобы попасть туда, нужно преодолеть серьезный подъем. Стюардесса сказала также, что в течение первых нескольких дней приезжие, как правило, чувствуют себя медлительными и сильно задыхаются. Она со смехом вспомнила одного пассажира, который однажды спросил ее, правда ли, что Санта-Фе круглый год находится на высоте семь тысяч футов над уровнем моря.
Декер пока что не замечал никакой реакции своего организма на высоту, но ее следовало ожидать. В конце концов он был обучен думать о затяжных прыжках с парашютом с высоты в двадцать тысяч футов как о чем-то само собой разумеющемся. Зато он отчетливо видел, насколько чище стал воздух, каким синим здесь было небо, каким ярким — солнце, и понял, почему плакат в аэропорту именовал Нью-Мексико «Землей танцующего солнца». Потом он выехал на плато, и от открывшегося зрелища у него захватило дух. Глядя налево, он видел слегка волнистую перспективу пустыни, которая, казалось, раскинулась на сотни миль на север и юг, а с запада поле зрения ограничивалось далекими горами, которые казались выше и массивнее, чем хребет около Альбукерке. Плавно поднимавшаяся дорога заставляла его то и дело совершать резкие повороты; с некоторых из них открывались еще более впечатляющие перспективы. Декер чувствовал себя так, будто попал на вершину мира.
Мадрид, насчет которого Декеру приходилось все время напоминать себе, что название этого города произносится с ударением на первом слоге, оказался деревней, состоявшей из лачуг и каркасных домиков, большая часть которых была занята людьми, выглядевшими как дожившие и сохранившие свои взгляды до наших дней представители контркультуры шестидесятых годов. Поселение размещалось в узкой долине, окруженной с одной стороны лесочком, а с другой — склоном, на котором даже из машины были видны выходы угля, ради которых и был основан этот городок где-то на переломе девятнадцатого-двадцатого веков. Таверна «Шахтный Ствол» занимала хрупкое с виду двухэтажное деревянное здание, остро нуждающееся в покраске и оказавшееся едва ли не самым большим домом в городе. Ее было легко найти, поскольку таверна располагалась справа от дороги, у самого подножья слегка изогнутого склона, спускавшегося к городу.