Смертью храбрых

Долгирев Александр

Борель посмотрел на Огюстена другим взглядом. Если раньше Лануа явственно читал во взгляде полковника некоторое пренебрежение, то теперь тот смотрел на него как кулачный боец, оценивающий противника. Коммандану даже показалось, что он увидел на лице Бореля тень улыбки. «Да, ты все правильно понял: ни твоего упрямства, ни твоего звания, ни твоих медалей я не боюсь, равно, как не боюсь и солдатских немытых шей, и пыльной передовой…» Полковник пожевал губами и произнес:

– Что же, коммандан Лануа, все необходимое я вам предоставлю.

Хочу только предупредить, что в случае приказа о передислокации второй роты вам самому придется за ними ездить, если вы действительно хотите всех допросить.

– Понимаю.

– Хорошо. Остальное я вам обеспечу. Адъютант⁴ Эстеве проводит вас к капитану Мишо, а квартирмейстер пока подыщет вам жилье.

– Позвольте еще кое о чем вас попросить, господин полковник…

– Да.

– Мне необходимы уколы обезболевающего средства несколько раз в день. Вы не могли бы предупредить об этом полкового врача.

И вновь взгляд Бореля стал другим, что не укрылось от внимания Огюстена.

– Я распоряжусь.

– Хорошо, благодарю вас.

– Можно задать личный вопрос, коммандан Лануа?

– Конечно, господин полковник.

– Вы когда-нибудь бывали на передовой?

– Да, приходилось. До ранения служил в 33-м пехотном полку.

– Под Верденом, стало быть, бывали…

– И под Верденом тоже.

Полковник неожиданно широко улыбнулся и сказал:

– Тогда, добро пожаловать домой!

Огюстен улыбнулся из вежливости, но энтузиазм полковника не разделил.

***

Гауптвахта представляла из себя обычный одноэтажный дом на окраине Сент-Омера. Единственное, что говорило о характере этого места, это двое часовых у входа и тяжелый амбарный замок на двери. Лануа отпустил Безю с адъютантом Эстеве хлопотать насчет квартир и пайка, попросив сержанта вернуться за ним через час. До ожидаемого комманданом, как манны небесной, укола морфина пешее передвижение даже по такому небольшому городку являлось для Огюстена проблемой.

Подойдя к гауптвахте, Лануа достал бумагу, выданную ему Борелем и разрешающую во все совать свой нос.

– Добрый день, где я могу найти дежурного?

Один из часовых, тот, что был с капральскими шевронами, отрапортовал высоким, почти мальчишеским голосом:

– Я дежурный, господин коммандан. Капрал Белльон.

– Коммандан Лануа. У меня есть бумага от полковника Бореля. Ознакомьтесь.

Белльон быстро пробежал глазами приказ полковника и вернул его Огюстену.

– Приказ вам понятен?

– Так точно, господин коммандан!

– Хорошо. Я хочу допросить капитана Мишо. Пропустите меня к нему.

– Есть.

Капрал замешкался с тяжелым замком, но в итоге открыл дверь и впустил Лануа внутрь. Изнутри дом производил более мрачное впечатление, чем снаружи. Очевидно, в нем давно никто не жил. Огюстен повернулся к зашедшему следом за ним Белльону:

– На

гауптвахте содержится только капитан Мишо?

– Да, господин коммандан.

Лануа кивнул и отошел в сторону, пропуская капрала вперед. Капитан содержался в дальней от входа комнате. В деревянной двери в эту комнату было выпилена небольшая смотровая щель, а сама дверь заперта на ключ и массивную щеколду. Огюстен заглянул в импровизированное окно и увидел, что в комнате царит полумрак. Света от одного небольшого окошка, расположенного под потолком, не хватало, чтобы осветить помещение. Судя по виду, комната использовалась некогда, как подсобное помещение, например как склад.

Белльон открыл дверь и вошел внутрь первым, Лануа зашел следом. Условия содержания были довольно мягкими: на столе нашлось место наполовину полной бутыли вина, куску сыра и даже копченому мясу. Впрочем, судя по виду, еда была нетронутой.

– Господин капитан, просыпайтесь.

– Я не сплю, Белльон. Доброе утро, господин офицер, простите, не могу разглядеть ваши знаки различия.

– Я коммандан Жандармерии Лануа.

– А не слишком поздно для расстрела, господин коммандан? Уже давно рассвело.

– А кто вам сказал, что я пришел вас расстрелять? Впрочем, давайте все по порядку… Капрал, принесите, пожалуйста, лампу.

Белльон вышел исполнять приказ, а Лануа сел на неудобный табурет, стоявший за столом. Огюстен достал свои письменные принадлежности и приготовился записывать.

– Господин коммандан, у вас есть папиросы?

– Нет, капитан, я курю трубку.

Сержант где-то задерживался и Лануа решил начать без лампы:

– Капитан Мишо, я прислан в расположение 701-го пехотного полка, чтобы расследовать инцидент, произошедший вчера утром у Верт-Равине. Вы знаете, в чем вас обвиняют?

– Да, господин коммандан. Я трус, который не подчинился приказу и оскорбил старшего по званию.

***

– Господин ротмистр Крипке вызывал меня?

– Да, Майер, проходите.

Лейтенант Майер вошел в кабинет ротмистра и сел в кресло для посетителей. Лицо молодого человека было бесстрастно, но в душе зародилось предчувствие того, что сейчас может произойти что-то значительное, по крайней мере лично для него. Майер приготовился слушать.

– Лейтенант, вы возможно уже слышали, что мы вошли в Люксембург.

– Да, господин ротмистр, слышал.

– Завтра мы предъявим ультиматум Бельгии с требованием пропустить наши войска через их территорию. Депеша об этом пришла из штаба армии два часа назад. Полагаю, вы осознаете, что разглашение этой информации нижним чинам и, тем более, гражданским лицам будет приравнено к государственной измене и повлечет за собой наказание по все строгости закона.

– Да, господин ротмистр, осознаю.

– Хорошо. Все эти действия нашего руководства говорят об одном – будет крупномасштабное наступление на Францию…