Смешарики. Пинляндия и другие истории

Крош и Ёжик сидели на розовой скамейке у реки. Друзья нежились в золотистых лучах закатного солнышка и уплетали за обе щеки спелый, хрустящий арбуз. Вода тихонько плескалась о камни берега, камыши ласково шуршали на ветру. По лапам бежал сладкий сок, а под ноги то и дело падали чёрные семечки.

–

Хорошо! – сказал Ёжик, довольно похлопывая себя по округлившемуся животу.

– Ага, – улыбнулся Крош и выплюнул семечко: – Тьфу!

Его друг продолжал:

– Хорошо, что жизнь так устроена, что можно вот так вот: вытащить на пригорок скамейку, сидеть на ней, есть арбуз…

– Согласен, – громко чавкая, закивал Крош.

Ёжик вдруг спросил:

– А помнишь, как ты её красил?

Крош прыснул со смеху:

– Ага! Ёлки-иголки!

– Копатыч ещё залез на дерево, а потом не мог слезть! – захохотал Ёжик, погрузившись в воспоминания.

Крош нахмурился:

– Кто?

Ёжик перестал смеяться и уже без прежней уверенности повторил:

– Копатыч…

Кролик покачал головой:

– Это был не Копатыч. Копатыч хорошо лазает по деревьям. Он, если бы залез, то легко бы и слез!

Кролик напомнил своему колючему другу, как однажды в огороде Копатыча вырос совершенно некультурный сорняк. Мало того, что весь двор превратился в непроходимые джунгли, так ещё и высотой эти растения были с несколько домов! Садовод тогда довольно ловко карабкался по толстым стеблям.

– Это был не Копатыч?.. – Ёжик озадаченно потёр подбородок.

– По-моему, это был Пин, – сказал Крош, продолжая набивать рот арбузом. – Пин чертил на песке схему какого-то прибора… Сейчас уже не помню, какого именно.

– Ну да, да… – Ёжик зажмурился, силясь вспомнить. Что-то такое и правда было. Инженер сидел на берегу моря и выводил палочкой какие-то фигуры… У него ещё вид такой грустный был!

– И залез на дерево! – продолжал Крош.

Ёжик покопался в памяти, но ничего такого там не нашёл, поэтому уточнил:

– А потом?

– Потом упал, повредил конечность, – без тени сомнения заявил Крош. – Помнишь, он ходил с перевязанным крылом?

– Подожди, – оборвал его Ёжик. – Он повредил крыло, когда разбился на самолёте, а не когда упал с дерева!

– Точно… – протянул кролик. Он вспомнил: самолёт тогда упал прямо посреди пшеничного поля и разлетелся на части, после чего Пин с добрый месяц сидел в своём холодильнике весь в бинтах. Хорошо ещё, что легко отделался. – Кто же тогда с нами был?

Друзья озадаченно переглянулись.

– Ты верно заметил, что он что-то писал на земле… – задумчиво проговорил Ёжик, цепляясь за интересную деталь. Но вскоре стало понятно, что эта информация ничего им не даёт.

– Да у нас все грамотные! – пожал плечами Крош, и Ёжик был вынужден с ним согласиться.

Солнце опускалось всё ниже к горизонту,

а друзья всё глубже погружались в раздумья.

– Это точно была не дама, – припомнил Ёжик.

– Точно! – кивнул Крош.

Слышали бы это Совунья и Нюша, они бы, наверное, обиделись. Зато двоим юным исследователям памяти удалось немного сузить круг поисков.

– Остаются Бараш, Карыч и Лосяш, – подвёл итог Ёжик. Он чувствовал себя настоящим сыщиком. Логика и дедукция обязательно помогут им подобраться к истине!

Крош почесал затылок и хмыкнул:

– Бараш забрался на дерево?

Друзья переглянулись. Они подумали об одном и том же случае. Бараш как-то раз упал в глубокий колодец, и у него никак не получалось из него выбраться: копыта соскальзывали, и он постоянно падал обратно в воду. Да и вообще поэт боялся высоты!

Крош и Ёжик решительно замотали головами. Нет, Бараш не подходит. Более того, Бараш – это наименее вероятный кандидат!

И тут Ёжика осенило:

– Это был Кар-Карыч! Карыч писал на песке какие-то ноты, залез на дерево, потом не смог слезть! Мы стали его снимать…

Друзья хорошо помнили, как балансировали на горе вещей, среди которых была и розовая скамейка, в попытке стащить ворона с дерева. Вот только точно ли это был Карыч?..

– Зачем нам было его снимать, если Карыч умеет немного летать? – возразил Крош. – Он бы спокойно слетел с дерева вниз.

Однажды Карыч и правда ненадолго взлетел в воздух – кажется, такое произошло один-единственный раз на памяти обитателей Ромашковой долины. Его тогда загипнотизировала Совунья. Он тоже хотел что-то вспомнить и никак не мог. Даже гипноз не помог.

– Получается, что это был Лосяш, – заключил Ёжик.

Если рассуждать логически, так всё и было. Но что-то тут не складывалось…

– Мы ведь тогда спасли его, – растерянно сказал Крош, ковыряя пальцем кусочек арбуза. – Странно, что мы забыли…

За их спинами вдруг послышался голос:

– Кого забыли?

К друзьям подошёл Бараш со сложенным зонтиком. Под мышкой он держал небольшую табуретку. Лицо у поэта было недовольное.

Ёжик охотно объяснил:

– Однажды Крош сделал скамейку и покрасил её. Вот эту. Мы ждали, когда она высохнет, и пошли к Лосяшу. Лосяш потом что-то писал на песке и забрался ненароком на дерево… – Он хихикнул.

– Ага, – улыбнулся Крош. – И кричал: «Помогите-е-е, я не могу сле-е-езть!»

Они схватились за животы от смеха. Бараша всего перекосило.

– Вы что, совсем сбрендили? – спросил он и вдруг заорал: – Это был я!!

– Ты? – переспросил Крош.

Они с Ёжиком обменялись скептическими взглядами.

– Да! – отрезал Бараш. – У меня кончилась бумага, и я стал писать на песке. В пылу творчества забрался на дерево. Обычное дело! И я не кричал: «Помогите-е-е!» Я просто не хотел марать руки и спокойно сказал: «Помогите».