Смейся, Принцесса!
Шрифт:
– …через пятнадцать минут лекарство подействует, и я отвезу ее домой.
– Нет, любое движение причиняет ей боль.
– Клим, ты меня не слушаешь, Насте станет легче через пятнадцать минут, а за три дня я вообще поставлю ее на ноги.
– Что с ней произошло?
– Слишком сильное нервное напряжение, организм включил самозащиту, ей нужна была передышка.
– И ты считаешь, что нормально объяснил?
– А ты бы хотел услышать парочку терминов на латыни?
– Это может повториться? Черт! Я не могу представить, что это может повториться и… и меня не будет рядом.
– Не
– У Старухи она в безопасности. Хотя это уже под большим вопросом.
– Ей ничего не угрожает за дверьми дома Ланье. Голод, холод, лишения, болезни – стоит ли бояться этого? – Бриль усмехнулся, в его голосе прозвучала привычная и такая любимая мною ирония.
– Очень смешно. Что бы я делал без твоего черного юмора, – донеслась ответная усмешка Шелаева. – Ладно, ты прав, только… – добавил он серьезно, а потом замолчал.
– Клим, Настя – Ланье. Она похожа на мать, но в ее венах течет кровь тех, кто устремлялся в далекие дали в поисках золота и драгоценных камней. Плохо ел, мало спал, мок под дождем и промывал тонны песка ради нескольких крупиц золота. Я хорошо знаю историю этой семьи. Настя равнодушна к деньгам, но в ней живет сила, которой хочешь не хочешь, а нужно искать применение. Ты же угадал в ней это. И Эдита Павловна тоже угадала…
– Если ты такой умный, скажи, что делать.
– Отпусти ее.
– Она свободна, если не считать «любовь» и «заботу» Старухи.
– Нет… Она пока не знает, что такое свобода.
– Да? И что это?
– Это когда ты, Клим, не стоишь у нее за спиной. Дай девочке передышку, она измучилась на вашей войне. Не надо на меня так смотреть, я знаю, все знаю, но Настя ребенок по сравнению с тобой.
– Нет, ты ничего не знаешь.
– Знаю.
Тишина.
– Ты не подскажешь, почему мне сейчас очень хочется тебе врезать, чертов Бриль?!
– Потому что я опять прав. А впрочем…
– Что?
Лев Александрович помолчал немного, а затем до меня донесся его спокойный уверенный голос:
– А впрочем, поздно. Это только если с мясом и кожей отдирать.
Некоторое время они молчали, затем заговорил Клим:
– Что же произошло у Ланье?..
– Непонятно. Похоже, Эдита Павловна еще не хватилась любимой внучки. – Раздались тяжелые великанские шаги Бриля. – Анастасия, Анастасия… Клим, хватит курить, дышать же совершенно нечем.
– На ее пальце мое кольцо. Она не надела бы его ни за что на свете, ни при каких обстоятельствах.
– А если бы умирать собралась, то надела бы? – Я вновь угадала усмешку Бриля, и мои губы сами растянулись в улыбку. – Клим, никто не знает, в какой момент пишутся и решаются судьбы, кому и когда исправлять свои и чужие ошибки… Настя неслучайно оказалась около твоего дома. Это ясно и тебе, и мне.
– Она останется здесь.
– Исключено. Я отвезу ее к нам, Нина уже пять раз звонила. А дальше разберемся.
– Настя останется у меня.
– Нет, Клим, нет. Ты сам знаешь, этого делать нельзя. Уже утро, пожалуй, я позвоню Эдите Павловне… Скажу, что Настя плохо себя почувствовала
Я осторожно повернулась на левый бок и по-детски положила руки под щеку, так было удобнее смотреть на портрет мамы. «Какая же она красивая и добрая, как хорошо, что я на нее похожа». По спине пробежала боль, но теперь она была иной, вполне терпимой, не разрезающей меня на много маленьких кусков.
Что будет дальше?.. Из разговора Бриля с Шелаевым я поняла, что скоро увижу Нину Филипповну, и это придало мне силы. Остальные фразы медленно тлели и гасли, вызывая то внутренний протест, то равнодушие, то острое желание накрыть голову подушкой. Представив Тима, направляющегося в Санкт-Петербург, поднимающегося по трапу самолета, я сдержала подступившие слезы.
Нельзя о нем вспоминать, надо забыть, вырвать его из сердца! Странно, что у меня до сих пор есть сердце, и оно к тому же упрямо стучит… Не взорвалось, не разбилось вдребезги… Странно…
Уловив движение около двери, я чуть приподнялась и увидела Клима. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и внимательно смотрел на меня. На его лице играла довольная улыбка.
– Ты промокла, и я тебя раздел. Ничего? – спросил он и улыбнулся еще шире.
Глава 6,
в которой все возвращается на круги своя
Сначала мысли метнулись к кольцу… Почему же я сразу не сорвала его с пальца и не забросила в дальний угол комнаты? Зачем я вообще его надела? Но память не нашла ответов на вопросы… Спрятав руки под одеялом, быстро (насколько позволило мое состояние) я сняла кольцо и сунула его под подушку. Клим не мог не заметить моих смехотворных действий, но ничего не сказал по этому поводу. Подошел, спрятал улыбку и замер. Пауза продолжалась недолго, но она натянула мои нервы до предела, я почувствовала себя слабой, беззащитной, совершенно не готовой к разговору. А еще меня захлестнул стыд – жгучий и бесконечный! Клим видел меня раздавленной, сломленной, лежащей на асфальте, насквозь промокшей, убитой… Если бы в каком-нибудь порту продавались билеты на необитаемый остров (только в одну сторону, без единого шанса на возврат), я бы немедленно уплыла в неизвестные дали, чтобы жить в нерушимом одиночестве – не любить, не мечтать, не ждать, не испытывать вселенского стыда перед Климом Шелаевым. В моей душе вовсе не светилась благодарность за спасение, может, мне нужно было остаться вчера на тротуаре… Все лучше, чем жить с Эдитой Павловной, Семеном Германовичем, Корой и Лерой. Жить без Тима.
– Кажется, кто-то клялся, что никогда не проведет ночь в моей квартире. Как же я люблю твои «никогда», Анастасия.
«Клим меня раздел или Лев Александрович?» – заныло в висках, в затылке, везде! Я прищурилась, пытаясь найти на лице Шелаева хотя бы один самый маленький след обмана, но нервы не выдержали:
– Вы врете…
– Да, это сделал Бриль, – милосердно сдался Клим, видимо, не желая мучить меня слишком долго.
– Я и не сомневалась, – соврала я, поморщилась от боли в коленях и подтянула одеяло до подбородка.