Смеющийся Христос
Шрифт:
— Все правильно, — улыбнулся Гаптен. — Третья Скрижаль — об иллюзорности окружающего нас мира. Человеку кажется, что он стоит на дороге, пролегающей между страданием и счастьем. Боится страдания и жаждет счастья. Испытывая боль, он бежит к счастью, но всегда безуспешно. Потому что страдание и счастье не связаны друг с другом никакой дорогой. И только мы сами выбираем, по какому идти пути. Только мы сами решаем, как воспринимать окружающий мир — видеть в нем ад или рай.
— Царство иллюзии, — добавил Андрей. — Когда ты понимаешь, что вещи не бывают хорошими или плохими, но такими они становятся лишь в нашем восприятии, ты открываешь главное — истинный
— И соответственно — тайна третьей Печати, — подхватил Гаптен, — зависть. Только избавляясь от зависти, человек может смотреть на мир непредвзято. Мир вокруг человека, освободившегося от зависти, лишается знака — плюса или минуса, он является ему реальным.
— Как чистый Свет, — тихо прошептал я.
— Как чистый Свет, — повторил Андрей.
— Хорошо, — подвел итог Гаптен. — И тайна четвертой Печати — слабость. Для доверия, о котором говорит четвертая Скрижаль, нужна сила, внутренняя сила. Все сходится.
— Все сходится, — подтвердил я.
— Только вот что дальше — непонятно, — сказал Андрей. — Апокалипсис больше не говорит о Всадниках. Еще три Печати — пятая, шестая и седьмая, но все непонятные.
— Но до сих пор в тексте Апокалипсиса были точные указания, — задумчиво пробормотал Гаптен. — И Скрижали, и Печати…
— «И когда Он снял пятую печать, — Андрей, наверное, уже в сотый раз перечитывал эти строки из Апокалипсиса, — я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели. И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка святый и истинный, не судишь и не мнишь живущим на земле за кровь нашу? И даны были каждому из них одежды белые, и сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время, пока и сотрудники их, и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число». И братья их, которые будут убиты… дополнят число, — задумчиво повторил Андрей. — Неужели речь идет о смерти некоего Избранника ? Дополнят число… убиенных за слово Божие.
— Избранника?! — прошептал я и физически ощутил, как мои голосовые связки напряглись и сомкнулись.
— Всадников больше не будет, — в голосе Гаптена прозвучал ужас. — То есть что… будет Избранник ?!
— Данила? — Андрей произнес это громко, недоуменно, растерянно качая головой из стороны в сторону, словно бы отказываясь в это верить. — Вы имеете в виду, что…
Как по команде мы вскочили со своих мест и бросились искать Данилу. Он должен был находиться в центральном узле, отслеживать данные. Мы делали это по очереди, и сейчас как раз была его смена.
Но, к нашему ужасу, центральный узел был пуст. Гаптен дал своим сотрудникам задание восстановить картину происшедшего. Уже через десять минут мы знали, что случилось в бункере, пока мы сидели и гадали над текстом Апокалипсиса.
Данила действительно находился в центральном узле. Потом он вышел, прошел по коридорам до зала Двадцати Четырех и скрылся за дверью. Никаких камер, фиксирующих происходящее в этом помещении Центра, нет. Поэтому о том, что там происходило, мы не знаем.
Спустя полчаса Данила снова появился в коридоре, прошел к выходу из бункера, зашел в лифт… Больше никакой информации.
«И когда Он снял пятую печать,
я увидел под жертвенником души
убиенных
свидетельство, которое они имели.
И возопили они громким голосом,
говоря: доколе, Владыка святый и
истинный, не судишь и не мнишь
живущим на земле за кровь нашу?
И даны были каждому из них
одежды белые, и сказано им, чтобы
они успокоились еще на малое время,
пока и сотрудники их, и братья их,
которые будут убиты, как и они,
дополнят число».
Откровение святого
Иоанна Богослова,
6:9-11
Пролог
Почти полвека назад немецкий сказочник Джеймс Крюс поведал миру историю о том, как Тим Талер повстречал Дьявола. Страшного гражданина в клетчатом пиджаке звали барон Треч. Если прочесть это имя задом наперед, то получится — «Черт». Так что сомнений в дьявольском происхождении барона нет никаких.
Но что понадобилось черту от бедного мальчика-сироты?.. Ведь какой-то интерес у него был, потому что темные силы не являются к нам без нужды.
Дьявол позарился на веселый, раскатистый, бесстрашный и счастливый смех маленького Тима. Позарился и начал торг. Но что он мог предложить смеющемуся Тиму? То, в чем Тим испытывал нужду. А Тиму нужна была свобода. Самая малость свободы, крошечная толика.
Мальчик хотел выполнить свое обещание и расплатиться с блошницей, которой задолжала его бестолковая мачеха. Освободиться… А еще он хотел поставить на могилу своего отца гранитную плиту с надписью: «От твоего сына Тима, который тебя никогда не забудет». И это тоже свобода — отдать внутренний долг.
Да, Тиму нужно было совсем немного свободы, совсем чуть-чуть — получить возможность сделать то, что ты считаешь важным.
Тим продал свой смех не задумываясь, в два счета, после первого предложения барона Треча. Продал, не успев понять, что страшный контракт отнимал у Тима именно то, что он искал, — свободу. Потому что смех — это и есть подлинная свобода. Если ты способен смеяться, значит, все еще возможно, значит, жизнь продолжается, значит, ты — человек , а это дорого стоит. Но о том, что именно ты теряешь, узнаешь, только потеряв или… продав. И Тим узнал, но было уже поздно.
Но было у Тима еще одно качество, которое черт и не думал покупать. Не понял, видимо, ценности… Это качество — доброта. Оно-то и спасло Тима. Ведь доброта — сила, которая находит нам друзей. Никаким другим образом друзья у нас появиться не могут, только через доброту.
Доброта нашла друзей неулыбчивому Тиму, а друзья Тима нашли способ вернуть ему смех. Но немногие видят эту истину в сказке Джеймса Крюса, наивно полагая, что речь в ней идет только о смехе и о деньгах.
«Тим Талер взамен проданного смеха сможет выиграть любое пари», — значилось в контракте Тима, который он подписал с бароном Тречем. И еще, по другому пункту этого контракта, Тим должен был хранить тайну договора. В противном случае его смех навсегда бы остался у Треча.