Смеющийся Пеликен
Шрифт:
— Ничего не надо мне вашего, — брезгливо махнул рукой рэккен, — И в шатер не пойду.
Еще мать моя говорила: держись, сыночек, от людей подальше, они сглазить могут. Среди них сироты есть.
— Верно, верно! — радостно подхватил Кыкват. — Вот этот сирота очень плохой.
— Плохой? — оскалился на него двумя ртами рэккен. — Почему же просил ты, чтобы съел его? От плохих людей у меня живот болит! Только хороших людей ем. Наверное, погубить меня хотел?
— Н-нет, не хотел тебя погубить. Это… это хороший человек. Съешь
— Не пойму тебя: то плохой, то хороший. Почему одно говоришь и сразу же другое?
— А он всегда так делает, — высунулась опять Лайнэ.
— Все вы, людишки, так делаете! — снова обозлился рэккен. — Не верю вам. Делать вам зло нужно постоянно.
— Почему любишь зло причинять людям? — спросил Айван.
— Если не причинять вам зла, о добре забудете, — наставительно произнес рэккен.
— Нельзя забывать о добре, — возразил юноша.
— А если не причинять зла, люди еще хуже станут. Вот однажды за юношей погнался я. Быстрее ветра оказался он! Долго гнался за ним… Удивился даже! Остановился, говорю ему: не убегай, не трону тебя. Расскажи только, почему такой быстрый? Рассказал он: сирота, вырос в селении, где много злых людей. Каждый норовил при встрече палкой огреть или чем другим. Всю жизнь увертывался и убегал от обидчиков своих. И таким быстрым сделался — никто догнать не мог!
— Несчастный юноша, — тихо сказала Аинка, бросив быстрый жалостливый взгляд на брата: ведь он тоже сиротой рос. Но рэккен ее услышал.
— Счастливый юноша! Если бы не стал таким быстрым, догнал бы его и вмиг растерзал.
Татай вмешался:
— Добро, как Солнце, всех должно обогревать. А ты Солнце украл, холодно сделал.
Всем зло сделал.
— Верни Солнце! — крикнул Рымтей.
— Верни нам Солнце! — закричали все. — Верни!
Онкой злобно засмеялся:
— Люди! Кочкоголовые! Зачем вам солнце?
Некоторое время все озадаченно молчали. Как выразить словами то, что известно?
— От него светло вокруг! — улыбнулась Аинка.
— Оно греет, — добавила Лайнэ, ежась.
— Кровь зажигает в жилах! — воскликнул Айван.
Татай заметил:
— Когда появляется Солнце, хочется еще жить…
— Солнце дает много добычи, — отдуваясь, заявил Амек. — Разные звери вылезают погреться на Солнце. Мои байдары возвращаются с добычей, мясные ямы становятся полными.
Приплясывая от смеха, рэккен кричал:
— Хватит, хватит! Вижу, никто из вас не знает, зачем вам Солнце.
Онкой помолчал и заговорил — сначала тихо, а потом перешел на пронзительный крик:
— Год от года все более нехорошими становятся люди. Раньше, помню, даже без огня жили, закутывались в шкуры и сырое мясо ели… Все время у Сверху СидящеГо огонь просили. Дал он огонь. Теперь в тепле живете, вареную пищу едите, чай пьете, но больными и слабыми стали. Вот чем добро Сверху Сидящего обернулось! Да еще просите, чтобы Солнце все время светило! К самому Сверху
Сначала глубокая тишина стояла, потом всеобщий плач начался.
— Ко-о! Сверху Сидящий велел!
Женщины царапали себе лица, мужчины молчали, но из глаз катились слезы по черным щекам.
— О, дети мои, будущие дети! — прошептала неожиданно для себя Аинка. — Вы Солнца не увидите…
— Не думал, что доживу до черного дня, — покачал головой Татай.
«Лучше бы к верхним людям раньше я ушла!» — думала Лайнэ.
Кто-то, не выдержав, выхватил нож и хотел пронзить себе грудь, но рядом стоящие удержали. Старшина очумело разводил руками:
— Как же на байдарах за китом теперь охотиться? Кит черный и, ночь черная…
Диковинный сосуд. Нельзя это пить! Амулет охраняет Айвана
Аинка вдруг очнулась и закричала:
— Неправда, люди! Неправда! Солнце вернется!
— Не верите? — прищурился рэккен. — Знал я, что обо мне только мерзкое думают. Но рэккены не врут! Солнце в моем шатре-скале спрятано, под большим камнем. Улетая, солнечной жидкости я набрал, чтобы в. холодной тундре не замерзнуть.
Он вытащил из-за пазухи и высоко поднял сосуд удивительной формы-будто раздутый живот Амека. Но еще более удивительным было то, что сосуд светился кроваво-красным, как заходящее Солнце, огнем, от него летели голубые холодные искры.
— Верно! Ведь он светится! — хлопнул. себя по коленкам Амек. Потом заискивающе попросил: — Дай, подержу, хоть немного отогреюсь светом солнечным.
Со всех сторон потянулись руки:
— Последний раз дай увидеть кусочек Солнца!
— Дай…
Рэккен предусмотрительно отбежал подальше.
— Э-э, негодные людишки! Несите свои сосуды, каждому налью солнечной жидкости.
Погрейтесь, мне не жалко! Я злой, но не жадный…
Люди послушно бросились по жилищам. Вскоре возвратились, неся ковшики. Но к рэккену подходить не решались.
— Подходите! — подбодрил он. — Все подходите. Пейте солнечную жидкость! Грейтесь, чего боитесь?
Пусть старшина… — раздались робкие голоса, — Старшина первый. Его дело первым разное пробовать.
Амек неуверенно протянул ковш, в который могла влезть его голова.
— А… не сожжет меня солнечная жидкость?
Рэккен ласково заулыбался, отчего морщинистое кривое лицо стало еще более отвратительным.
— Она только приятно согреет тебя.
В ковш старшины хлынула светящаяся жидкость и доверху наполнила его. Она была холодной. Старшине даже показалось, что ковш стал еще холоднее! Он осторожно понюхал, немного отхлебнул. Глаза его удивленно округлились, и вдруг он огромными глотками опорожнил посудину. Закашлялся, смахнул с лица выступившие слезы, затряс головой.