Смеющийся труп
Шрифт:
— Он убьет меня, — сказала Ванда.
Я смотрю, многие говорят эту фразу про мистера Гейнора.
— Он никогда не узнает, — сказала я.
Жан-Клод потерся щекой о ее волосы. Его пальцы легонько поглаживали ее плечо.
— И к тому же, моя прелестница, его сегодня нет с тобой рядом. — Он говорил совсем тихо. — А мы есть. — Потом он прошептал ей что-то на ухо одними губами, так, что я не услышала.
Ванда его услышала. Глаза ее расширились, и она начала дрожать. Казалось, у нее начинается припадок. В глазах заблестели слезы.
Господи
— Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, не позволяй ему. — Голос ее стал сдавленным и тонким от страха. Слезы потекли по щекам.
Я ненавидела Жан-Клода в тот момент. И себя ненавидела. Я была одной из хороших парней. Это была одна из моих последних иллюзий. Я не желала с ней расставаться, даже если это поможет делу. Ванда станет говорить или не станет. Никаких пыток.
— Уйди, Жан-Клод, — сказала я.
Он посмотрел на меня.
— Я вкушаю ее ужас, как крепкое вино. — Глаза его стали синими-пресиними. Он казался слепым. Его лицо было все так же прекрасно, когда он широко открыл рот, блеснув клыками.
Ванда все еще плакала и смотрела на меня. Если бы она видела сейчас выражение лица Жан-Клода, она бы завизжала.
— Я думала, ты лучше собой владеешь, Жан-Клод.
— Я превосходно собой владею, но мои способности не безграничны. — Он отошел от Ванды и начал расхаживать из угла в угол в дальнем конце комнаты. Как леопард по клетке. Сдерживаемая сила, стремящаяся выйти наружу. Я не видела его лица. Эта жуть предназначалась Ванде? Или он на самом деле так проголодался?
Я покачала головой. В присутствии Ванды я не могла у него спросить. Может быть, потом. Может быть.
Я опустилась перед Вандой на колени. Она стиснула банку с газировкой так крепко, что помяла ее. Я не стала к ней прикасаться, просто опустилась рядом.
— Я не позволю ему тебя обидеть. Честно. Гарольд Гейнор мне угрожает. Вот почему мне необходима твоя помощь.
Ванда смотрела на меня, но прислушивалась к тому, что происходит у нее за спиной. Плечи ее были настороженно приподняты. Она не сможет расслабиться, пока Жан-Клод в комнате. У леди есть вкус.
— Жан-Клод, а Жан-Клод?
Когда он обернулся ко мне, лицо его было нормальным, как никогда. Улыбка играла на его полных губах. Это был спектакль. Притворство. Черт бы его побрал. Почему, становясь вампиром, человек превращается в садиста?
— Выйди на время в спальню. Нам с Вандой надо поговорить наедине.
— В твою спальню. — Улыбка его стала еще шире. — С огромным удовольствием, ma petite.
Я нахмурилась. Все ему нипочем. Как всегда. Но он вышел из комнаты, как я просила. Ванда сразу опустила плечи. Она судорожно вздохнула.
— Ты ведь правда не дашь меня ему в обиду?
— Правда, и не сомневайся.
Она снова начала тихо плакать. Я не знала, что мне делать. Я никогда не понимала, что делать, когда кто-то плачет. Обнять ее? Погладить по руке. Что?
Наконец я просто села на пол возле нее и стала ждать. Через некоторое время плач прекратился. Она моргнула. Макияж
Но когда она уйдет отсюда, она снова будет шлюхой. Шлюха-инвалид. Как это может быть хорошо? Я покачала головой в ответ на собственные мысли.
— Принести тебе салфетку?
Она кивнула.
Я принесла с кухни коробку. Она промокнула глаза и тихо, очень благовоспитанно высморкалась.
— Мы можем говорить теперь?
Она моргнула, потом кивнула мне и робко глотнула колы.
— Ты знаешь Гарольда Гейнора, верно?
Она тупо уставилась на меня. Неужели мы ее сломали?
— Если он узнает, он меня убьет. Если я не хочу стать кладбищенской приманкой, то уж тем более не хочу умереть.
— Никто не хочет. Поговори со мной, Ванда, пожалуйста.
Она тяжело вздохнула:
— Хорошо, я знаю Гарольда.
Гарольда?
— Расскажи мне о нем.
Ванда, прищурившись, смотрела на меня. Вокруг глаз у нее собрались еле заметные морщинки. От этого она казалась старше, чем я подумала сначала.
— Он еще не присылал к тебе Бруно или Томми?
— Томми приходил поговорить.
— И что было?
— Я показала ему пистолет.
— Вот этот? — тихо спросила она.
— Да.
— Чем ты умудрилась так разозлить Гарольда? Что ты такого сделала?
Соврать или сказать правду? Ни то, ни другое.
— Я отказалась кое-что сделать.
— Что?
Я покачала головой:
— Не имеет значения.
— Явно это не секс. Ты не калека, — сказала она с некоторым усилием. — Он не прикасается к здоровым женщинам. — Горечь в ее голосе была такой густой, что ее можно было мазать на хлеб.
— Как вы познакомились? — спросила я.
— Я училась в колледже, а Гейнор был спонсором нашего факультета.
— И он пригласил тебя к себе?
— Да. — Она говорила так тихо, что мне пришлось к ней наклониться, чтобы услышать.
— И что было дальше?
— Мы оба были в инвалидных креслах. Он был богат. Это было здорово. — Она поджала губы, словно разравнивала помаду, потом глотнула.
— И когда это перестало быть здорово? — спросила я.
— Я переехала к нему. Бросила колледж. Это было… легче, чем колледж. Легче, чем все остальное. Он не мог мною насытиться. — Она снова опустила глаза. — Потом ему захотелось разнообразия в постели. Видишь ли, ноги у него повреждены, но он их чувствует. А я не чувствую. — Ванда уже почти шептала. Мне пришлось прислониться к ее коленям, чтобы расслышать, что она говорит. — Ему нравилось выделывать всякие штуки с моими ногами, но я не чувствовала. Поэтому сначала мне казалось, что ничего такого в этом нет, но… но потом он действительно спятил. — Она вдруг взглянула мне в лицо. Глаза ее казались огромными, в них стояли слезы. — Он меня укоротил. Я ничего не чувствовала, но дело ведь не в этом, верно?