Смеющийся волк
Шрифт:
Когда миновали Камакуру, пассажиров в вагоне поубавилось, а после Дзуси их осталось ещё меньше. Но моря всё ещё было не видно. Реми и Капи по-прежнему стояли у дверей и во все глаза высматривали море. Небо уже потемнело, в домах стали загораться жёлтые огоньки. Когда им показалось, что какая-то водная равнина вроде моря уже открывается перед взором, поезд неожиданно прибыл в Йокосуку. Здесь почти все пассажиры вышли. Вдалеке смутно маячила сквозь сумрак водная гладь. В обезлюдевшем вагоне стало как-то неловко разговаривать и передвигаться. Двое-трое-мужчин, с виду служащих на фирме, читали газеты. Молодая парочка, оба в дождевиках, курила сигареты. Двое пожилых мужчин с дорожными сумками о чём-то шептались между собой.
— Это конечная остановка. А дальше куда? — тихонько спросил Капи.
— Лучше было нам выйти в Йокосуке. Ну ладно, всё равно уж, давай где-нибудь перекусим. Наверное, какая-нибудь столовка тут есть. Поедим, а потом попробуем выбраться на берег моря. Время-то ещё раннее, — задумчиво ответил Реми, потягиваясь.
Подул вечерний бриз. Пахнуло морем — сладковатый влажный дух. От этого запаха сильнее захотелось есть.
— Мы сюда приезжали со школьной экскурсией на катере. Сюда когда-то прибыл из Америки коммодор Перри с эскадрой чёрных кораблей. Я помню, здесь где-то есть каменная стела в честь этого события, а рядом большой якорь, — шёпотом рассказывала Капи, когда они шли к выходу.
— Классная у тебя школа! Куда вас только не возили! А нас в школе возили, может, только разок на озеро Саяма да ещё в Нагато.
— Да ничего хорошего в нашей школе нет! Мальчишки — одни задаваки и хвастуны. Девчонкам от них достаётся. Если их ослушаешься в чём, могут с лестницы спустить. У нас в доме был Тон-тян — надо было за ним ухаживать, так что мне играть с одноклассниками было некогда… А в школе был один мальчишка ничуть не лучше Тон-тяна — тоже больной. Звали его все Пентюх. Бывало, когда он идёт по улице, все его от нечего делать дразнят: «Эй, Пентюх! Куда идёшь? Ну ты, вонючка, поди помойся! На тебе камень, погрызи!» — или ещё что-нибудь в том же роде. Мои одноклассники вечно за ним бегали и кричали: «Пентюх! Пентюх!»
— Конечно, обезьяны — они везде обезьяны. Устал я от этих мартышек! Но ничего, больше они тебя не будут изводить…
Подойдя к турникету, они замолчали. Капи так и не услышал, почему теперь обезьяны больше не будут её изводить. Но почему-то у Капи и у самого было такое чувство. Если Реми так сказал, наверное, так оно и будет.
Перед станцией была маленькая тёмная площадь. Огоньки расположенных вокруг площади лавочек и харчевен тускло мерцали во мраке. Через площадь проехал велосипедист и затерялся в темноте. Женщина прибиралась перед раздвинутыми стеклянными дверями закусочной. Из мглы один за другим появлялись и шагали к станции люди, спешившие на поезд, который отправлялся в сторону Йокогамы. Реми и Капи зашли в ближайшую закусочную. В ней оказалось неожиданно много народу. За столиками сидели в основном подвыпившие мужчины в рабочих ботинках и резиновых сапогах. В помещении было сильно накурено. Реми и Капи уселись в уголке. Над их столиком висела, покачиваясь, липкая лента-мухомор, облепленная мёртвыми мухами. Реми заказал себе комплексный обед, а Капи — опять курицу с рисом и яйцом. Оба они угрюмо помалкивали, памятуя, что легко могут привлечь к себе внимание, и тогда их кто-нибудь окликнет, начнутся ненужные разговоры… Реми решил напомнить Капи, почему те Реми и Капи, из книжки, должны были во что бы то ни стало продолжать своё путешествие и как им это удалось.
Однажды полицейский, который невзлюбил всю их компанию, стал преследовать хозяина, мальчика, пуделя и обезьянку. Начались неприятности, и в результате хозяин труппы угодил в тюрьму. И вот Реми без гроша в кармане предстояло теперь странствовать со зверями одному, дожидаясь, пока хозяина выпустят. Когда Реми плакал, испугавшись такого
— Ты помнишь, Капи, корабль «Лебедь»? Большое такое было пассажирское судно вроде плота или баржи, которую тянула по каналам и рекам идущая вдоль берега упряжка лошадей. Честно говоря, я до сих пор плохо представляю, как это судно выглядело. Реми там выделили маленькую каюту. Ну, женщине и больному мальчику тоже ведь нужно было по каюте… Вроде бы, весь этот корабль и построили, чтобы мальчик на нём путешествовал и быстрее поправлялся. Там ещё были кухарка, капитан… Им ведь тоже надо было где-то спать… И без кухни им было не обойтись. Продовольствия у них, наверное, много было припасено. Ну, и уборная, и ванная — тоже ведь надо… И горючее. Для печки надо было угля запасти. И корм для лошадей был нужен. И где они там стирали и сушили всё? Ведь «Лебедь» так несколько месяцев плавал… Если подумать хорошенько и посчитать, выходит, что это должно было быть большущее судно. Вообще-то, поверить в это трудно. Но, по правде говоря, я, когда маленький был, всем этим небылицам, дурачок, верил. Мне тоже очень хотелось поплавать на «Лебеде». Малыши — они ведь глупенькие все!
Тут хозяйка принесла заказ — комплексный обед и курицу с рисом. Реми и Капи принялись за еду. Прочие посетители харчевни продолжали оживлённо болтать за выпивкой. Кто-то говорил о каких-то работах, кто-то — о женщинах. Капи, прихлёбывая из миски лапшу, пыталась мысленно нарисовать корабль «Лебедь», о котором так мечтал Реми. Вот он бесшумно скользит по воде. Капи судно представлялось в виде громадного плота, на котором стоят каюты наподобие теплиц. На корабле красивая женщина и больной мальчик. Женщина эта, конечно, очень богатая, и, к тому же, она родная мама Реми, а мальчик его младший брат. Следовательно, Реми в будущем тоже будет очень богат, и младший братец его поправится, и всё у них будет хорошо.
А её Реми, который сидит рядом, наверное, завидует тому Реми. Завидует, что у него такая красивая, богатая и добрая мама. Но Капи предпочла бы другую судьбу: чтобы «Лебедь» вечно плыл по рекам и каналам, овеянный печалью. Почему-то именно таким рисовался ей корабль. В начальной школе она очень хотела оказаться на таком корабле. И чтобы больному мальчику становилось всё хуже, а деньги постепенно таяли бы, а женщина бы старела, и чтобы на борту «Лебедя» в конце концов не осталось ничего, кроме отчаяния. Вот если бы повстречать такой «Лебедь» — как это было бы страшно и как прекрасно!
Реми, который первым покончил с ужином, проглотил таблетку от простуды и закурил.
— А всё-таки на корабле, наверное, здорово. Я-то никаких кораблей вблизи не видел, кроме тех, что плавают по Сумидагаве в Токио. Вряд ли «Лебедь» может появиться у нас на Сумидагаве. Там всё больше какие-то грязные мусорные баржи или такие лодки, где целыми семьями живут. Вечно у них там какие-то грязные кастрюли, сковородки, младенцы орут. Вечно какая-то стирка идёт, бельё везде понавешено, полощется на ветру — совсем не то, что на «Лебеде». Хотя, наверное, жить на воде всё-таки неплохо. На земле-то в этих квартирках и комнатках задохнуться можно!
Капи тоже управился со своим ужином и теперь потягивал чай. Было горячо, так что пить приходилось маленькими глоточками.
— А может быть, попробуем здесь пробраться на корабль и поплывём куда-нибудь — всё равно куда.
Капи в ответ рассмеялся. Высказанное шёпотом предложение Реми показалось ему какой-то детской шуткой.
Перед тем, как покинуть закусочную, они по очереди наведались в туалет. Когда оба встали, чтобы уйти, их вдруг окликнул один из посетителей:
— Эй, братцы! Вроде, я вас раньше здесь не видел. В гости, что ли, приехали?