Смоленское направление 2
Шрифт:
– Пока это только слова. Строган посмеётся и будет прав. Вы спровоцируйте его, пусть выкажет свою гнилую сущность. А если не получится – разорите его. – Сказала Любушка, а про себя добавила: – Жаль жёнкам пока нельзя городом управлять, но это пока.
– В общем, ты определись, да ответ завтра дай. С нами на немца пойдёшь, али дома, за стенами крепкими сидеть будешь, да про Псковские земли подумай.
– Про деревеньку опосля поговорим, с наскока такие дела не делаются. А в Копорье пойду, рассчитывайте на меня, тридцать ратников с обозом выставлю, сын поведёт. – Михайло убрал свою ногу под лавку, дабы жена не смогла достать.
– За сына спрятаться
– Эээ …, я хотел сказать, сын помогать будет людей собирать, а поведу их, конечно сам. Как же иначе? Правильно я говорю? – Вовремя исправился Сытинич, чем заслужил поцелуй в нос.
– Да, да, правильно. – В три голоса подтвердили гости.
Задерживаться в гостях далее не имело смысла. Митяй развёз бояр по домам и уже собирался распрягать 'Руссобалт', как возле ворот раздался приглушённый свист.
– Кому там не спится? – Возничий подошёл к створкам ворот.
– Митяй, выйди. Поговорить надо. – Ответили с улицы.
– Вот ещё. Делать мне больше нечего, как на ночь глядя ворота открывать. – Фыркнул возничий.
– Ты подойди ближе, я и так скажу. – Ласково ответил незнакомец.
– Шёл бы ты своей дорогой … – Грозно возразил Митяй, как в этот момент из-за забора перелетел маленький свёрток и шмякнулся в снег, прямо возле полозьев саней.
На возке, по бокам находились два фонаря, так сказать, габаритные огни. Толстые фитили были установлены в стеклянных футлярах наподобие лампадок, и в принципе, походили на керосиновые лампы. Света давали немного, но в темноте, в радиусе пяти аршин можно было разглядеть дорогу и окружающую местность, не хуже, чем от огня факела. Благодоря этому освещению Митяй и смог разглядеть предмет на снегу.
– Это тебе. Завтра утром буду ждать возле колодца. Держи в руках кошель, я сам подойду. – За забором послышался хруст снега, становившийся с каждой секундой более отдалённым. Незнакомец уходил прочь.
Митяй нагнулся, подобрал свёрток и внимательно осмотрел его, не забыв обнюхать. В городе иногда шутили, подбрасывая кошели, предварительно напакостив. Брали пахучую субстанцию жизнедеятельности животных, а иногда и человека, клали её в кошель и оставляли на видном месте, наблюдая за доверчивыми горожанами. Обрадовавшись находке, новгородец запускал руку внутрь, пачкался, после чего осыпал округу проклятиями и старался поскорее ретироваться с места своего позора. Подсматривающие безобразники хихикали и ожидали новую жертву своих развлечений.
– Эээ, да тут и впрямь что-то стоящее. – Возничий развязал узелок, вытряхивая содержимое на ладонь.
Серебрянных кусочков набралось на пять ногат, почти месячная зарплата шофёра. Поразмыслив, Митяй отправился к Пахому Ильичу. Деньги просто так через забор не кидают, значит, взамен потребуют услугу, а предавать хозяина, недавно устроившемуся на работу Митяю не хотелось. И дело было не в бессеребрянности бывшего псковчанина, Митяй до своего обидного увечья был воином. С тугим луком в руках защищал Изборск от орденцев, а когда при штурме ему раздробили левую руку, то обращаться с любимым оружием он уже не мог. Живым выбрался из той мясорубки – чудом. В Пскове инвалиду рады не были. Немного помыкавшись, бывший стрелок отправился искать лучшей доли в Городище, а услышав, что Пахом собирает людей знакомых с воинским делом, пришёл к нему. Новгородец помог, и теперь возничий захотел ответить на добро.
– Тук, тук! – Митяй постучался в дверь кабинета Ильича.
– Ильюшка, ты? Заходь. – Раздался голос внутри.
– Это
Выслушав своего шофёра, Пахом предложил не ходить утром к колодцу. Если Митяй интересен незнакомцу, то наверняка проявит себя ещё как-нибудь. Однако и делать вид, что ничего не произошло, тоже не стоило.
– Ты повесь кошель на пояс, таким образом, чтоб виден был. Утром сходишь в лавку, к бронникам. Попросишь, чтоб нашили кожу на кольчужные перчатки, а пока делать будут, покрутись там, кошелёк засвети.
– А если подойдёт кто? – Спросил Митяй. – Да интересоваться про кошель будет?
– Думаю, вопрос у них будет один …, на кой ляд мы ездили к князю в Городище. Если что, ты краем уха слышал, мол, в поход к Ореховому острову собираемся.
– Добро Пахом Ильич. Если будут спрашивать, то так и отвечу. Если не про это – то промолчу.
Митяй вышел из кабинета, унося с собой кольчужные перчатки, а Ильич со свечой в руке отправился в опочевальню. День выдался на редкость сложным.
Пятница самый шумный день в Новгороде – день большого торга. Городские ворота открываются на час раньше положенного, впуская санные поезда окрестных смердов и не успевших въехать в четверг купцов из других городов. На рынке, в это время не протолкнуться. Зазывалы расхваливают товар, хватают за руки, стараются подвести именно к своему лотку. Людской гам и ржание лошадей сливались в один клубок звуков, столь приятный новгородскому тысяцкому. Чем больше людей на торгу – тем заметнее поступления в казну. Но в эту пятницу тысяцкий предпочёл уединённое и тихое место на Софийской стороне*. Боярин Строган Наездинич попросил о встрече в одном из своих теремов на Неревском конце.
(Новгород делился на две половины: Торговую, названную так по размещении здесь общегородского торга и иноземных торговых дворов, включавшую в себя Славенский и Плотницкий концы и Софийскую, где располагался кафедральный Софийский собор и двор новгородского владыки. На Софийской стороне находились – Неревский, Загородский и Людин (Гончарский) концы).*
Отказать одному из самых влиятельных политиков города тысяцкий не мог. Должность выборная и приходится поддерживать хорошие отношения со всеми, кто держит руку на пульсе управления городом.
– Тпрру! Стой, Савраска. – Возничий потянул возжи на себя. Санки проехали ещё полметра и встали у распахнутых заранее ворот.
– Лука, постой тут, скоро обратно поедем. – Тысяцкий отдал распоряжение, вылез из санок и зашагал по утоптанному снегу внутрь двора, где его ожидал Строган.
Разговор был недолгим. Хлебный олигарх напомнил про щекотливые моменты, когда избирали тысяцкого, мимоходом поинтересовался: давно ли не было пожара в шикарных хоромах чиновника, здорова ли семья, и как поживает внебрачный ребёнок, свезённый два года назад на воспитание в Перынь.
– Пахом Ильич, что б горететь ему синим пламенем, собирается кликать ополчение. Островок свой Ореховый защищать. Так вот, надо сделать так, чтобы ни один новгородец в ополченцы не пошёл.
– Как же так? Всё, что на Неве – Новгороду принадлежит. Сиречь, моя прямая обязанность подсоблять в защите. Не поймут меня. – Тысяцкий чувствовал себя неловко, хотелось поскорее покинуть место встречи, забыть Строгана, и вообще, предаться своему любимому занятию – пересчёту личной казны.
– Захочешь остаться на тёплом месте, видеть детей и близких живыми и здоровыми – сделаешь, как сказано. А не то …. Хрясь! – Наездинич не успел договорить, как тысяцкий схватил его за бороду и ударил головой в нос боярину.