Смотритель. Часть 2
Шрифт:
– Ну да, с Гитлером только Молотов встречался, – выразил я своё сомнение.
– Он встречался до войны, а я во время войны, в 1941 году, – как-то торжествующе произнёс Василь Василич. – В двадцатых числах июля вызвал меня начальник управления. Генерал знаменитый, недавно умер, медаль самодеятельную в честь его сделали, а тогда многие влиятельные противники СССР всерьёз опасались за свои жизни и не знали, где и когда они могут встретиться с этим генералом.
Говорит мне начальник управления:
– Головачёв, предстоит тебе выполнить секретнейшее задание. Даже мне не приходилось
– Понял. А…
– Ты что, тупой? Я же сказал – никаких вопросов.
– Есть!
– Что есть?
– Никаких вопросов.
– Ох, подведёшь ты меня, Головачёв, а я за тебя, как за себя, поручился.
– Не подведу, товарищ генерал.
– Тогда езжай. Машина стоит внизу у седьмого подъезда. Ни с кем и ни о чём не разговаривать.
Выхожу я через седьмой подъезд. Стоит у подъезда чёрная «эмка», водитель в штатском. Сел. Поехали. Выехали за город. Поехали в сторону Кунцево. Подъехали к какому-то забору с воротами. Ворота бесшумно открылись. Подъехали к флигелю рядом с большим домом. Встретил генерал НКВД. Где-то я его уже видел.
– Оружие есть?
– Нет.
– Тогда пошли.
Вышли из флигелька, и пошли в сторону усадебного дома. В доме никого нет. Подвёл меня генерал к двери, приоткрыл и шепнул:
– Заходи.
Вошёл. Большая комната с большим письменным столом. Книжная стенка. Стол для совещаний человек на двадцать. Мебель массивная, делалась на заказ из дорогих сортов дерева. Уж дуб и красное дерево я от морёной сосны отличить могу. Внезапно раздался негромкий голос с выраженным кавказским акцентом:
– Так вот как выглядит самый надёжный человек СССР. А я думал, что этот человек только я.
Боже, да это же сам Сталин. А я стою и молчу. На такой вопрос отвечать нельзя. Вождь сам с собой разговаривает, размышляет, и влезать в его раздумье непозволительно.
– Ты что молчишь, язык проглотил или разговаривать не умеешь? – спросил Сталин.
– Я умею только слушать и делать, – говорю ему.
– Маладец, – после некоторого раздумья сказал Сталин, – тогда молчи и слушай. Это знаем только ты и я. Если хоть слово проронишь любому начальнику или под пытками, то считай, что тебя на этом свете уже нет.
В знак согласия я кивнул головой.
– Тебе будет выдан документ о том, что всё, что ты делаешь, ты делаешь в интересах СССР и по личному приказу товарища Сталина. Все органы, организации и командиры всех степеней должны оказывать тебе всемерную помощь. Справка именная, с твоей фотографией, государственной печатью и моей подписью. Твоя задача – сдаться в плен к немцам и добиться личной встречи с Гитлером. Передайте ему, что я предлагаю провести личную неофициальную встречу в районе Орши с обеспечением безопасности представителям двух сторон, для чего отправить вместе с тобой полномочного представителя для решения организационных вопросов. Задача ясна?
Я кивнул головой.
– Ступай. От тебя очень много зависит.
Сталин повернулся и вышел. Вышел и я. Генерал НКВД снова провёл меня во флигель, где уже ждал фотограф.
Справка на двух языках – русском и немецком. Получается, что с этой минуты я предоставлен сам себе. У меня нет начальников, кроме товарища Сталина. А впереди ждёт неизвестность, а, может, и смерть, если немцы мне не поверят. Просто шлёпнут как авантюриста и «никто не узнает, где могилка моя».
Маршал, командующий Западным направлением, без разговоров и расспросов дал мне порученца, с которым я выехал в расположение передовых частей, ведущих оборонительные бои на направлении Орши. По распоряжению порученца одна из оборонявшихся рот покинула свои позиции и отошла вглубь обороны стрелкового батальона метров на пятьсот. Артиллерия была готова сосредоточить весь огонь в случае атаки немцев на покинутые позиции. Но атаки не последовало. Немцы почувствовали какой-то подвох и ждали наши действия.
Где-то в полдень я вышел из окопа с поднятыми руками, белым флагом и направился в сторону немецких позиций.
Немцы были ошарашены. Так же был ошарашен порученец командующего Западным направлением, которому я сказал, что от длины его языка будет зависеть продолжительность его жизни.
Немецкому офицеру я показал немецкую часть моего удостоверения и сказал, что должен быть немедленно доставлен к командующему группой армий «Центр».
Васильковые петлицы и золотая змейка на синем поле щита на рукаве моей гимнастёрки действовала на них завораживающе. При мне немецкому капитану доложили, что рота русских вновь заняла свои позиции, о чём он немедленно доложил по телефону командиру полка.
Ходами сообщения меня доставили в штаб батальона, где уже были офицеры гестапо.
Один из них, показав на мою эмблему на рукаве, спросил, что это такое. Я показал на его руны на петлицах и сказал, что это эмблемы русского гестапо.
Когда мы ехали в штаб группировки, один из гестаповских офицеров спросил, что у меня в кобуре. Я ответил, что там пистолет, Тульский Токарева.
– Как пистолет? – удивился старший из гестаповцев с петлицами оберштурмбанфюрера (две серебряные полоски и четыре квадратных звёздочки). Сидевший рядом со мной офицер открыл кобуру и достал мой пистолет.
– У вас есть ещё оружие? – спросил старший.
– Нет, – ответил я.
Обыскивать меня не стали, учитывая то, что я должен сообщить что-то важное командующему группой армий.
Вместо командующего я был доставлен к руководителю службы безопасности «фельдгестапо» по группе армий, группенфюреру СС. Ему я сказал, что буду говорить только с командующим наедине. И промедление будет негативно воспринято высшим руководством рейха.
Не знаю почему, но я держался очень спокойно, можно сказать, даже нагло, совершенно не заботясь о том, что будет со мной. Я выполнял важное поручение в интересах обеих воюющих сторон, что понимали и мои конвоиры.