Смотритель
Шрифт:
Павлов, не торопясь, побрел вдоль опушки леса. Сначала он внимательно присматривался к сторонам света, но вскоре ему это надоело, и он просто свернул в ту сторону, куда сбежал старик. К его удивлению, скоро он действительно вышел на брусничник, весь переливавшийся от жемчужно-розового до багряно-жгучего, и в этом пламени не сразу заметил злосчастную шубу. Она не была сброшена впопыхах, а как-то по-хозяйски висела на суковатой палке, как на плечиках. Ситуация начинала зашкаливать.
Павлов осторожно и почти суеверно подошел к пламенеющему меху, тихонько шевелившемуся от ветерка. Ему становилось все больше не по себе. Зачем вся эта история? Кто этот сумасшедший? Куда он привел
И в тот же момент где-то неподалеку завыла собака. Павлов был вовсе не робкого десятка, спокойно плавал в шторм, когда большинство отсиживалось в бухтах, мог запросто подраться на улице с парой-тройкой гнусных юнцов, ходил ночью по кладбищам и вообще считал себя человеком уверенным и практически в любой ситуации знающим, что нужно делать и как себя правильно вести. Даже с приступами своей необъяснимой тоски он все-таки кое-как, но справлялся. Однако сейчас он ощутил свое полное ничтожество и бессилие вкупе с предательским холодком, тоненьким ручейком струившимся вдоль позвоночника. Надо было что-то делать, на что-то решаться.
Павлов положил обнаруженные вещи обратно в карман и решил пойти прямо на собачий вой, руководствуясь тем распространенным в среде городских жителей заблуждением, что собака всегда выведет к человеку. Однако он шел, а животное все оставалось на том же расстоянии, что и прежде. Он прибавил шагу, потом побежал, но ничего не изменилось. Наконец, он попал в необозримый черничник и на этом свободном пространстве успел заметить, как далеко впереди в кустах мелькнула здоровая рыжеватая дворняга, и вой, кстати сказать, весьма разнообразный, с фиоритурами и обертонами, прекратился. За узкой полоской деревьев, где исчез пес, виднелся просвет – это было небо, уже налившееся тяжестью северного августовского вечера.
Павлов бегом рванул туда, пятная джинсы налившимися в последнюю меру ягодами, и, продравшись сквозь кусты, выскочил на высокий речной берег. На островке посередине темнело строение. Сердце у него радостно вздрогнуло, но когда он присмотрелся, то увидел, что это всего лишь старое полуразвалившееся здание, с остатками каких-то колонок у кособокого крыльца.
«Что за ерунда? Неужели тут на каждом островке кто-то живет? Впрочем, тут-то как раз, скорее всего, никто и не живет… – Но, словно отвечая его мыслям, в развалюхе вспыхнул и замерцал розоватый огонек. – Ага, наверняка местные маргиналы, вроде наших на Марсовом, – почти обрадовался Павлов, всегда раздражавшийся от вида бомжей, жарящих сосиски у вечного огня под защитой гранитных могил. – Надо до них добраться и спросить, как выйти к шоссе, а, в крайнем случае, можно и заночевать. Брать у меня нечего, а денег я им и сам дам». – И, окрыленный таким решением, Павлов скатился вниз, на ходу стягивая толстовку, чтобы добраться вплавь, но у самого берега увидел такую же старую, но вполне целую лодку с одним веслом. Это была удача, ибо лезть ночью в августовскую воду – удовольствие небольшое даже для яхтсмена. Павлов привычно прыгнул в лодку и ловко повел ее, стараясь попасть в течение.
Строение на острове быстро приближалось и казалось все более удручающим: ступени, заплетенные паутиной и осклизлым мхом, осыпавшаяся белая
Наконец, лодка мягко ткнулась в низкий берег. Он выпрыгнул, чтобы развернуть ее, на мгновение распрямился и обомлел: перед ним на острове сверкало зелено-лиловыми огнями Татино шале. Павлов изо всех укусил себя за предплечье и вспомнил, что совершенно точно не пил уже два дня – да и тогда пил вполне качественный «платиновый» «Стандарт», причем в весьма умеренных дозах. Из руки закапала кровь, но шале не исчезло, наоборот, над рекой плеснулись и затихли звуки какой-то фортепьянной пьесы. На миг встало перед ним лицо Ольги, почему-то в тот момент, когда она так расчетливо и одновременно страстно отдавалась ему в заброшенном доме, но сопротивляться не было сил, и Павлов вновь погнал лодку к острову.
Он втянул ее на берег у знакомого валуна и неслышными шагами, с замирающим сердцем двинулся к прозрачному кубу, изливавшему свет и мелодию. Тата уже поспешно спускалась со стеклянной терраски навстречу ему и торопливо поднимала на затылок рассыпавшиеся пепельные волосы, особенно белые в ночи.
– А я думала, вы уже не придете. – Она легко положила свою руку в его и не пожала, а лишь едва пошевелила пальцами, как засыпающая рыбка, отчего по всему телу Павлова морской волной прошло желание. Однако. Пронзительное это ощущение тут же уснуло, как и ее ладонь. – Впрочем, видите ли, сегодня у нас…
– Ваш муж дома?
– О, нет! Какой муж и при чем тут муж? Ведь сегодня… праздник, а он всегда оставляет возможность… двойственности. Я очень, очень рада вас видеть, но не удивляйтесь, если…
– Знаете, я сегодня уже с утра так наудивлялся, – ответил Павлов, садясь за стеклянный стол и все-таки удивляясь, что он совсем не холоден. – Скажите, а что было на этом острове до вашего дома?
– Ничего, разумеется.
– А старика в дорогом костюме вы сегодня поблизости не видели?
– Я не понимаю, о чем вы, Сережа.
– Послушайте, но ведь в прошлый раз вы все понимали сразу, а сейчас мне кажется, эта паутина культуры, о которой мы говорили, затянулась уже опасно туго. Этот старик говорил о бабочках, как сам Ви-Ви, [45] честное слово! И при этом – красная шуба! – Тата накручивала на палец прядь волос у виска и смотрела на Павлова не то с жалостью, не то с удивлением, не то с любовью. – Но я-то ведь не сумасшедший историк культуры, не литературовед и вообще не особый любитель русско-американских писаний.
45
Имеется в виду Набоков по его имени-отчеству Владимир Владимирович.
– Вы ведь пришли с того берега, – медленно и как бы нехотя произнесла она.
– С того? С какого того? – почти вспылил Павлов. – Нет, сегодня я пришел с этого… то есть именно с того, – он махнул рукой куда-то за террасу. – И, представьте, на вашем острове стояло черт знает что!
Тата неопределенно улыбнулась.
– Так ведь я уже говорила вам, что сегодня праздник.
– Какой же? И что из этого следует?
– Только то, что сегодня нам открыто больше, чем обычно, тем более, если вы его как-нибудь коснулись.