Смотритель
Шрифт:
– Если мы найдем там пятьдесят праведников, то город будет цел, – сказал я.
– А вдруг там будет меньше праведников? – взмолился Авраам.
– Хорошо, – сказал я, – если мы найдем там двадцать праведников, то город останется целым.
– А если меньше двадцати? – стал причитать Авраам.
– Если мы найдем там пять праведников, то оставим город в целым, – сказал я. – А скажи мне ты, который зарезал не одну сотню людей, которые встали на твоем пути, какое тебе дело до людей, погрязших в грехе и разврате? За грехи людей должно отвечать все племя. За грехи Содома должны отвечать
– Передайте Председателю, – сказал Авраам, – что если мы будем так вершить правосудие, то скоро на земле не останется никого. Ни одного человека. Пусть каждый отвечает за грехи свои, а праведники продолжат жить в председателевом благоволении.
– Хорошо, я передам это Председателю, – пообещал я и со спутниками двинулся в сторону города Содома.
Княгиня (продолжение)
Мы поели ухи и улеглись на охапки свежего сена, служившие нам лежанками.
– А что же дальше, Василь Василич? – спросил я.
– Как что, – деловито ответил старик, – вот покемарим маленько после ушицы, да пойдем готовиться к вечерней зорьке.
–Да я не про это, – быстро сказал я, – я про библиотеку.
– Про библиотеку, – пробормотал как-то задумчиво мой спутник, – про библиотеку, – явно раздумывая, говорить ему или не говорить и доверять ли мне то, что является сокровенным у пожилого человека. – Ладно, слушай про библиотеку.
Я, когда увидел ее, то прямо-таки остолбенел. Другого слова подобрать не могу. Стою и ничего сказать не могу. А она вся такая воздушная, легкая. Думаю, сейчас ветерок дунет и унесет ее навсегда от меня, держать ее надо и никуда не отпускать.
И я это самое прямо так и сказал ей. Сказал и покраснел, а она засмеялась:
– Какой вы прямо фантазер, меня никакой ветер не унесет и из этой библиотеки я никуда не денусь. А какую книгу вы бы хотели получить? Молодежь сейчас запоем читает роман Николая Островского «Рожденные бурей», если хотите, то я поставлю в очередь на него и сообщу по телефону, если таковой у вас имеется, о подходе вашей очереди, а пока можете почитать роман того же автора «Как закалялась сталь».
Оба романа я читал как рекомендованные по линии политической учебы. Книги хорошие, только вот последняя книга получилась послабее, а первая действительно хороша. Помнишь, как Павка Корчагин сказал? «Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире – борьбе за освобождение человечества. И надо спешить жить. Ведь нелепая болезнь или какая-либо трагическая случайность могут прервать ее».
И Василь Василич замолчал, как бы что-то вспоминая и заново переживая прожитое. Но вдруг он встрепенулся и сказал:
– А я попросил у нее сочинения господина Эмиля Золя. И конкретно «Чрево Парижа».
Я знал, что Золя относится к числу иностранных авторов, не жалуемых советской властью, но роман как-то оставался в библиотеках образцом критики капиталистического строя и жалкой судьбы простых людей, не способных сопротивляться центральной власти.
Мой вопрос не то чтобы поставил
– Вы что, – шепотом сказала она, – это же буржуазная литература и такой книги, по-моему, в библиотеке нет, мы недавно сжигали всю буржуазную литературу и мне кажется, что книги Золя сгорели вместе с ними. Разве можно вам, комсомольцу, интересоваться загнивающим западом?
– Мне можно, – весело сказал я, – я начал учить французский язык и мне нужно погружение во французскую действительность.
– Ну, что вы, – засмеялась девушка, – действительность времен господина Золя и сегодняшний день Франции – это совершенно разные картины.
– А вы откуда все это знаете? – с таким же шутливым настроем спросил я.
– А вот знаю, – засмеялась девушка, – давайте заполним ваш читательский билет. В каком санатории вы отдыхаете?
Я ответил и мой ответ словно ледяной водой окатил девушку. Тут, понимаешь ли, какое дело. Мы все в разведшколе секретились и были как бы людьми непричастными ко всему, а вот на отдых нам выдавали путевки в санатории НКВД. Это есть бюрократический перекос. Вот и приезжает в санаторий гражданин с гражданским паспортом, а у него путевка сотрудника, к которому должен быть почет и уважение.
– Что-то не так? – спросил я, прекрасно понимая причину вдруг возникшего холода.
– Нет-нет, что вы, – поспешно сказала девушка, – все в порядке, давайте ваше удостоверение, просто к нам сотрудники НКВД приходят только тогда, когда нужно проводить сортировку книг и уничтожать политически вредных авторов, развращающих молодых строителей социализма.
Я подал ей свой паспорт, такую маленькую серенькую книжечку с малюсенькой фотографией в нижнем левом углу. Там все чин по чину, московская прописка, детей нет и холост.
– А как же вы отдыхаете в санатории НКВД? – с интересом спросила девушка.
– Есть у меня брат двоюродный, – сходу стал сочинять я, – он работает в хозяйственном управлении НКВД и вместо санатория решил поехать на путину на Дальний Восток, а путевку отдал мне, чтобы не пропадала, благо и фамилии у нас одинаковые и имена, и отчества. Он, как и я, Головачев Василий Василевич. Только постарше.
Я чувствовал, что холод начал таять, но сказав А, нужно говорить и Б. Сейчас обязательно последует вопрос, а с какого ляду я изучаю французский язык и где? Если что, буду говорить, что студент факультета иностранных языков в МГУ. Но такой вопрос не последовал, он как бы сам стал подразумевающимся ответом на него.
И тут Василь Василич остановился, вероятно, что-то вспоминая. И я не тревожил его, мало ли что, потихоньку задремав после сытного ужина.
Первая командировка. Грехи Содомские
– Что там в Содоме? – спросил я своих спутников, которых на Земле все звали Ангелами.
– Город сей расположен в местах благодатных, – сказал один Ангел. – Много воды, поля и сады орошаются и приносят урожаи огромные, отчего народ там живет зажиточно и многие люди стремятся поселиться там. Вот и племянник Авраама прельстился хорошей жизнью и переехал туда жить. Содомитяне пресытились всем и стали искать новых ощущений в соитиях мужчин и женщин между своим полом.