Смута
Шрифт:
— Буду с Вами откровенен. Я здесь нахожусь в связи с убийством Елкиной. Органы государственной безопасности, естественно, обязаны рассмотреть все, что так или иначе связано с нею. Несколько лет назад Ваш пациент начал собирать досье на Елкину. С ним провели по этому поводу беседу в Управлении КГБ. Само собой разумеется, этот факт заинтересовал следователя КГБ. А мне поручено познакомиться с этим человеком с точки зрения его психического состояния.
— Ясно. Что Вам сказать? Я знаю этого человека с тех пор, когда он еще школьником был. Несчастный мальчик.
— Почему несчастный?
— В истории болезни не отмечено, что он — инвалид от рождения. Безрукий.
— А почему это не
— Я сделал это умышленно, чтобы не акцентировать внимание на это. Он был одержим идеей выглядеть так, как будто он полноценный человек. Кроме того, его отец был репрессирован в сталинские годы. Умер в Атоме… Вы знаете, что это такое?
— Представляю.
— Умер, когда мальчику еще не было и года. Его растила мать. Героическая женщина. Только в России возможны такие. Если бы от меня зависело, я бы ей памятник из чистого золота поставил.
— Не надо из золота, украдут в первую же ночь.
— Я фигурально выражаюсь. С медицинской точки зрения мальчик психически был вполне здоров. Только обладал одним неизлечимым недостатком.
— Каким?
— Он был гениально одаренным.
— Почему же это недостаток?
— В России вообще, в нашей глуши — в особенности, с его физическим дефектом быть гением от рождения есть большое несчастье.
— В чем проявлялась его гениальность?
— Прежде всего в математике. Математические способности суть показатель интеллектуальных способностей вообще. Он был рожден интеллектуальным гением, способным к выдающимся открытиям во многих областях творчества. А жизнь складывалась так, что ему не дали проявиться ни в одном из них. Вы же профессионал в таких делах. Вам наверняка встречались аналогичные случаи.
— Конечно, встречались. Но обычно это были иллюзорные гении.
— Но были и настоящие?
— Кто знает? О том, что человек является гением, мы узнаем по результатам его творчества.
— Не только. Посредственные люди, каких подавляющее большинство, узнают гения еще до того, как он начинает предпринимать попытки проявиться. И делают все от них зависящее, чтобы помешать этому. Я интересовался этой проблемой. На тысячу обычных. людей рождается один с гениальными задатками. Но лишь один из тысячи прирожденных гениев пробивается.
— Возможно, Вы правы. Вернемся к Вашему пациенту. Замечали ли Вы в нем интерес к социальным проблемам? Как он реагировал на факты несправедливости? Что он думал о диссидентах? Был ли у него интерес к террористам, в особенности — к нашим?
— Кого Вы имеете в виду?
— Лейтенанта Ильина, например.
— Особого интереса к диссидентам и к террористам я у него не замечал. Социальными проблемами он интересовался не больше других. Скорее наоборот, он был склонен к индивидуализму, к замыканию в своем внутреннем мире.
— А тот его интерес к Елкиной?
— Я об этом узнал впервые только что от Вас. Не знаю, с какой целью он начал собирать досье на нее. Я сомневаюсь в том, что он мог продолжить это дело. Он человек порывистый, мятущийся. По моим наблюдениям, он живет в основном в мыслях, в воображении. И зачем Вам нужно что-то знать о нем? Ведь эту Елкину убили уголовники, это же точно установлено!
— Чистая служебная рутина. Для отчета.
— Ясно. Так может быть выпьете чаю?
— Нет, спасибо. Я должен идти. Дела. Благодарю Вас за информацию.
Соколов ознакомился с теми материалами, какие собрали сотрудники КГБ и осведомители. Его внимание привлекло лишь то, что касалось группы Народный трибунал. Но это лишь было достаточно серьезным, чтобы… А вот что должно следовать за этим чтобы, Соколов не торопился высказать отчетливо даже самому себе. Эти молодые рабочие и бывшие солдаты стремятся к расправе с перестройщиками.
Обдумав проблему Народного трибунала, Соколов встретился с Горбанем и изложил ему свои соображения. Решили, что вся информация об этой группе не имеет никакой доказательной силы. Это все суть лишь слухи, а народ теперь болтает без всякого удержу. Соколов намекнул Горбаню, что если его люди как-то причастны к этому Трибуналу, пусть затаятся. Во всяком случае, надо принять меры к тому, чтобы слухи о Трибунале не выползли на страницы прессы, и чтобы их не связывали с убийством Ёлкиной.
В три часа пополудни в Управление пришел Воробьев и доложил о результатах своей работы. Обедать поехали к Горбаню. Пробыли у него до позднего вечера. Позвонил дежурный по Управлению. Сообщил, что сведения на интересующий Соколова объект собраны, но самого объекта дома не оказалось, и где он сейчас находится, его мать и соседи по дому не знают. Соколов приказал завтра произвести в квартире объекта обыск, если он не объявится до того времени, и принять меры к его розыску.
— Интуиция мне подсказывает, — сказал Соколов, — что тут что-то кроется.
— Я думаю, что это направление поисков более перспективно, чем мифический Трибунал, — проговорил Горбань. — Кстати, что поделывает глава Вашей комиссии товарищ Рябов?
— Очевидно, обделывает какие-то свои делишки, — ответил Соколов. — Было бы лучше, если бы он вообще не совал нос в дела, в которых он не смыслит ничего.
Жить по-новому
Протезный комбинат не приватизировали по той простой причине, что его никто не захотел купить. Тогда по предложению Маоцзедуньки, ставшей яростной поборницей рыночной экономики, комбинат превратили в совместное советско-германское предприятие. Немцы очень энергично взялись за дело. Семьдесят процентов сотрудников было немедленно уволено. Не помог митинг протеста. Люди потолкались во дворе, пошумели и разошлись. Все более или менее важные посты заняли немцы. Как-то незаметно прекратили существование партийная и комсомольская организация. Они бесшумно испарились. Здание комбината немцы отремонтировали сами. И так же бесшумно из комбината исчезли все монументы, бюсты и портреты Ленина и Маркса. Лишь кое-где повесили портреты Горбачева и канцлера Коля. Территорию комбината очистили от инвалидов, которые подкармливались тут самыми различными способами, вплоть до роли подопытных кроликов. Немцы на этом настояли категорически, полагая, что судьбой этих инвалидов должны заниматься городские власти и медицинские учреждения города. Немцы собирались сделать комбинат предприятием высшего международного класса, ограничив его деятельность исключительно производством протезов на уровне современной технологии, инвалидных колясок и предметов быта, ориентированных на инвалидов.